На днях вышел из СИЗО экс-сотрудник киевского «Беркута» Александр Маринченко, один из пяти правоохранителей, подозреваемых в расстреле майдана 20 февраля 2014 года. Святошинский райсуд Киева изменил ему меру пресечения с содержания под стражей на круглосуточный домашний арест.
В то время, когда мы беседовали с адвокатом Стефаном РЕШКО, который вместе с Александром Горошинским и Игорем Варфоломеевым защищает киевских беркутовцев в суде, трое их подзащитных оставались в СИЗО.
– Стефан, почему на пятерых беркутовцев пытаются навесить весь расстрел майдана, причем с какими-то невероятными формулировками?
– Мы пятый год в суде, с января 2015-го. Начиналось это дело с обвинения двух человек – Зинченко и Аброськина. Ситуация еще по трем обвиняемым была дорасследована и догружена в суд. С весны 2016 года и по настоящее время на скамье подсудимых пять человек. Мы с самого начала и в 2015, и в 2016 годах говорили о том, что расследование проведено из рук вон плохо: оно неполное, куцее, усеченное. Потому что сложно дать правовую оценку действиям одной стороны противостояния, не оценивая поведение другой стороны, притом что они находились в непосредственном контакте (взаимодействовали).
У нас в деле до сих пор большие проблемы с доказательствами идентификации наших подзащитных. Нет на сегодня безусловных доказательств, которые свидетельствовали бы в пользу прокуратуры, что пятеро наших подзащитных находились 20 февраля среди людей в черной форме с желтыми повязками. У нас до сих пор открыт вопрос по баллистике. Не установлено, что пули, найденные в телах некоторых погибших, выпущены из оружия, которое принадлежало спецподразделению «Беркут» и нашим подзащитным в частности. Не проведены следственные эксперименты, освидетельствования, а это базовые и ключевые следственные действия. Абсолютно искажена та обстановка, которая была в центре Киева на момент совершения преступлений. Это лишь небольшой перечень, говорящий о качестве проведенного расследования. На все эти вопросы следствие должно было ответить до передачи дела в суд. А мы в суде сколько лет – и до сих пор эти вопросы открыты…
– В одном из телевизионных выступлений Елена Лукаш (в начале 2014 г. – министр юстиции Украины. – Ред.) говорила, что убийства протестующих и правоохранителей на майдане должны расследоваться в комплексе.
– Абсолютно верно. Помните, как в физике: всякое действие вызывает противодействие... Мы об этом еще на начальных этапах судебного процесса говорили. При рассмотрении очередных ходатайств прокуратуры о продлении нашим подзащитным меры пресечения я, в частности, подчеркивал, что привлечение к ответственности одной стороны конфликта и освобождение от ответственности другой стороны конфликта является дискриминационным и свидетельствует о предвзятом отношении. При таких подходах по большому счету говорить об эффективном расследовании вообще не приходится. Честно признаться, сторона защиты пятый год пребывает в почти абсолютной информационной блокаде. Нам сложно свою точку зрения доносить до общественности, а ведь лучше нас материалов дела никто не знает.
Очевидно, что действиям одной стороны конфликта 20 февраля корреспондировались действия другой стороны. Для того чтобы разобраться, кто в чем виноват, и определить степень вины, конечно, надо смотреть на всю картину, а не на одну лишь ее половину.
– Выходит, Генпрокуратурой отвергаются очевидные вещи, отсекаются причинно-следственные связи? В суде вы приложили немало усилий, чтоб развенчать миф о мирном майдане. Но сторона обвинения и адвокаты потерпевших предлагают обществу некую параллельную реальность…
– Очевидно, что конфликт между протестующими и силами правопорядка плавно развивался с ноября 2013 года по возрастающей, и апофеозом стало 20 февраля. Неправильным, по правде говоря, будет считать, что майдан сначала был мирным, а потом резко радикализировался. При более скрупулезном изучении этого вопроса мы пришли к выводу о том, что агрессия проявлялась даже на ранних стадиях протеста. Например, по моему мнению, майдан утратил признаки мирного по крайней мере 1 декабря 2013 года, когда с самого утра и до примерно 16 часов избивали правоохранителей на улице Банковой, а также когда было захвачено здание КГГА (мэрии).
Тут же нельзя не вспомнить, как решения судов от 9 декабря 2013 года (ограничить право людей на сборы, чтоб не допускать выхода ситуации из-под контроля, из правового русла) были проигнорированы участниками протестных акций и их лидерами… Мы недавно допрашивали в суде Пашинского (в марте-июне 2014 г. исполнял обязанности руководителя Администрации президента Украины. – Ред.) и Парубия (руководитель самообороны майдана с ноября 2013 по февраль 2014 г., в феврале-августе 2014 г. – секретарь Совета национальной безопасности и обороны Украины. – Ред.). Они подтвердили, что знали об этих решениях судов, однако по собственному усмотрению посчитали их заведомо незаконными и решили их игнорировать. Но надо сказать, что второй был здесь более оригинален. Систематическое невыполнение решений судов, которыми ограничивалось право людей на сборы в центральной части Киева (по мотивам общественной безопасности, и национальной в том числе), Парубий объяснил просто: оказывается, он в это время как народный депутат проводил сборы со своими избирателями, с населением. Закон о статусе народного депутата позволяет встречаться с избирателями в любом месте.
Парубий и Пашинский говорят, что граждане, согласно Конституции, имеют право на сборы. Я согласен с этим. Но лишь частично. Право на проведение митингов и сборов является конституционным, но не является абсолютным. В части 2 статьи 39 Конституции Украины записано, что право граждан на проведение митингов в отдельных случаях может быть ограничено решениями судов, исходя из мотивов общественной безопасности, национальной безопасности, соблюдения правопорядка и т. д.
Как раз наличие информации о радикально настроенных гражданах среди общей массы протестующих и побудило власть подать соответствующий иск в суд и ограничить право людей на сборы в центральной части города. К тому времени сложилось достаточно оснований для этого. У правоохранительных органов была упомянутая оперативная информация. Она обсуждалась в кабинетах власти. Поэтому 9 декабря 2013 года были приняты соответствующие судебные решения. Но попытка их выполнения 10-11 декабря в районе майдана Независимости не увенчалась ничем, поскольку встретила ярое сопротивление со стороны протестующих. В итоге ситуацию не дожали, к сожалению, хотя должны были.
Дальше всё пошло по нарастающей. Потом была еще серия судебных решений, в частности от 6 января: конкретным политическим лидерам и другим лицам запрещалось собираться в центре, строить баррикады, перекрывать улицы и т. д. Они тоже были грубо проигнорированы. За счет масс, за счет слабовластия тогдашних руководителей государства эту проблему совсем запустили. Всё это привело к тем плачевным последствиям, которые мы в конечном итоге получили. Необходимо было действовать жестче, как предусматривало действующее законодательство.
– Помните те данные Генпрокуратуры о соотношениях пострадавших во время противостояния на майдане, которые вы с адвокатом Александром Горошинским огласили в суде год назад?
– Эта статистика запрашивалась нами еще на начальных стадиях рассмотрения дела в 2015 году. Было мое ходатайство к суду – истребовать официальную информацию у Генпрокуратуры о потерпевших среди сотрудников милиции и среди гражданских лиц. Три года мы добивались, чтоб эта информация была подготовлена. И с десятого напоминания всё-таки мы выжали ее из Генпрокуратуры. За весь период противостояния с ноября 2013 по февраль 2014 года зафиксировано 1702 пострадавших из числа гражданских лиц, 1036 из числа правоохранителей. Среди них огнестрельные ранения получили 327 гражданских и 210 правоохранителей. В числе пострадавших от огнестрельных ранений – 66 погибших среди гражданских и 13 – среди правоохранителей.
– Вы заявляли, что если бы был действительно мирный майдан, то количество пострадавших силовиков исчислялось бы не тысячью, а десятью-пятнадцатью человеками. Но эти простые истины, кажется, не произвели должного впечатления ни на общество, ни на суд?
– Всё так. Но я хочу также отдельно обратить внимание на эту цифру: 66 гражданских, погибших от огнестрельных ранений. В последнее время обсуждается активно вопрос, откуда взялось количество более 100 человек, причисленных к «небесной сотне».
Получается, что порядка 40 человек умерли кто от сердечного приступа, кто от неадекватной реакции организма на введение лечебных средств, кто при давке, удушении, кто вообще при неустановленных обстоятельствах и т. д. Поэтому справедливым будет замечание, что количественный показатель «небесной сотни» искусственно завышен, а сама история «раскручена» т. н. выгодополучателями.
Как ни крути, в результате этих противостояний произошла смена политических элит в стране – способом, не предусмотренным Конституцией. В профессиональных кругах людей, способных мыслить безэмоционально и критично, это называется «государственный переворот». Поэтому особенно сложно давать правовую оценку действиям правоохранителей в условиях происходящего госпереворота. Ведь сама суть происходящего искривляет действующий правопорядок настолько, что делает его, по сути, не существующим в тот момент. Этим, кстати, можно объяснить множество корыстных преступлений, совершенных в этот период митингующими: грабежи, кражи, погромы, присвоения имущества и т. д.
Но нашего судебного процесса это не касается. Мы рассматриваем дело в отношении 48 убитых и 80 раненых исключительно по событиям 20 февраля 2014 года. Мы говорили и раньше: неправильным будет утверждать, что 20 февраля люди погибли вследствие мирного протеста. 26 сентября 2019 года нами в суде было установлено то обстоятельство, что события 20 февраля начались с расстрела милиционеров, которые находились в районе Стелы Независимости. Были допрошены три человека из днепропетровского «Беркута» – люди, которые первыми приняли на себя огонь со стороны так называемого мирного протеста. Это было в период 5.30–7.00 часов. Это в свою очередь является важным в понимании умысла правоохранительных органов на действия в отношении мирных протестующих. Важно для нас как адвокатов, потому что нашим подзащитным инкриминируются совершение умышленных убийств, совершение террористического акта, препятствование мирным сборам и митингам, злоупотребление властью и служебным положением и ряд других особо тяжких преступлений.
– И до сих пор другую сторону не смущает абсурдность таких формулировок как «совершение террористического акта»!
– Конечно, наша версия развития событий разнится с версией стороны обвинения. На сегодня мы можем сказать, что 20 февраля люди с большой долей вероятности погибли вследствие группового вооруженного нападения на сотрудников милиции, вследствие массовых беспорядков, обоюдного огнестрельного боя, который состоялся в центральной части города Киева между силами правопорядка и протестующими и, очевидно, с участием какой-то третьей стороны. Причем бой этот был спровоцирован именно со стороны майдана.
Поэтому мы склонны считать, что смерти людей надо рассматривать исключительно в плоскости превышения или непревышения, адекватности или неадекватности применения оружия по протестующим со стороны людей в черной форме с желтыми повязками (при условии, что это были правоохранители). Это означает, что из всех инкриминируемых статей рассматривать нужно только одну – превышение власти и служебных полномочий. И возможно, какую-то дополнительную статью, связанную с неумышленными действиями (нанесение телесных повреждений или даже неумышленное убийство).
Мы знаем, что конструкция этих дел (по событиям на майдане), в том числе и нашего, была придумана не самим управлением спецрасследований Генпрокуратуры. Авторство принадлежит инициативной группе адвокатов потерпевших – это они обвиняют милиционеров в совершении террористического акта. Бредовая конструкция, по нашему мнению. Если бы орган досудебного расследования держал их на дистанции, была бы справедливее квалификация и быстрее бы дело рассмотрели.
– Адвокаты майдана вообще сказали «новое слово» в юриспруденции. Это ведь Евгения Закревская, защитница потерпевших, утверждала в своей лекции, что «в той ситуации бросать коктейли в милицию было не только можно, но и правильно, а не бросать было неправильно»…
– Интересная вещь, которая во многом может объяснять некоторые моменты... Я уже говорил о решениях Печерского суда 9 декабря 2013 года и Окружного киевского административного суда от 6 января 2014 года, которыми ограничивалось право на проведение митингов и собраний в центральной части г. Киева по мотивам угрозы национальной безопасности, территориальной целостности (кстати, мотивы эти через несколько месяцев, к сожалению, подтвердились). Эти решения судов, кроме политических партий «Удар», «Батькивщина», «Свобода» и их киевских ячеек, лидеров некоторых общественных организаций, касались непосредственно Закревской. Она прописана в этих решениях суда! И вот что для меня загадка… Вопрос, на который нет ответа до сих пор: какова ее роль в этих событиях, если она попала в решение судов, запрещающих конкретным людям проведение митингов? Может ли она быть объективной и честной, если, по сути, является одной из сторон конфликта, была его активным участником? Мне кажется, ответ очевиден.
Честно говоря, это выступление Закревской меня поразило. Нет таких «можно» и «правильно», нет ничего, что могло бы оправдать возможность применения насилия (пусть даже в ответ) к сотруднику милиции, который находится при исполнении служебных обязанностей. Нарушение этого основоположного правила про «монополию государства на применение силы» и то, что государство не отреагировало адекватно на такие нарушения, привело к дальнейшим рецидивам.
Поскольку в Киеве был попран принцип монополии государства на применение силы, в Крыму уже через неделю после событий 20 февраля люди, не разделявшие идеалы или методы майдана, создали свои отряды самообороны, аналогичные киевским. И выставили блокпосты на Чонгаре уже 27 февраля 2014 года (так же, как их выставляли, например, активисты в Киеве на Броварском шоссе 18. 02.2014).
– На Чонгаре стояли в том числе и милиционеры, побывавшие в Киеве…
– Да. Вот они насмотрелись на действия протестующих в Киеве – и то же самое сделали у себя в Крыму. Они увидели, что в Киеве можно, и решили для себя, что можно и в Крыму. А не прошло и двух месяцев – нашлись в Донецке и Луганске граждане, которые сделали то же самое. В связи с этим я не знаю, чем люди, захватывавшие управление СБУ в Луганской области или здания госадминистраций в восточных областях в апреле 2014 года, хуже или лучше людей, захватывавших управление СБУ, например в Тернопольской области и здания госадминистраций в западных областях в феврале 2014-го… Мне кажется, все зеркально похоже. То есть для меня как профессионального юриста события после февраля – это рецидив нарушения принципа монополии государства на применение силы в Киеве в период ноября 2013 – февраля 2014 года. Это фундаментальный принцип, один из столпов государственности. И его попрание привело к тому, что государство начало трещать.
