После недавнего интервью со Стефаном Решко, одним из трех адвокатов киевских беркутовцев, стало ясно, что некоторые темы, затронутые вскользь, заслуживают отдельного разговора.
Накануне последнего обмена удерживаемыми лицами между Украиной и Л/ДНР экс-сотрудникам «Беркута» Аброськину, Зинченко, Маринченко, Тамтуре, Янишевскому апелляционный суд изменил меру пресечения на личное обязательство. Все пятеро стали участниками обмена.
Адвокаты "Беркута" С. Решко, А. Горошинский, И. Варфоломеев
А судебный процесс по делу о расстреле евромайдановцев так и не дал ответа на главный вопрос. Между тем за пять лет судебных слушаний сторона защиты проделала большую и важную работу для того, чтоб донести до общества правду обо всём, что произошло со страной 20 февраля 2014 года.
– Стефан, в прошлой беседе вы упомянули третью сторону, которая помогла довести майданное противостояние до трагической развязки.
– Сторона защиты говорила об этом давно. Много признаков на это указывало. Сначала речь шла о так называемых грузинских снайперах. Эти люди были нами установлены. Еще два года назад мы их опросили. Были заявлены ходатайства об их допросе. К сожалению, суд эти ходатайства отклонил. Правильней сказать: один раз удовлетворил, но допрос не состоялся по не зависящим от сторон обстоятельствам, хотя суд создал для этого все условия. А вот повторно – уже отказал. В итоге не удалось нам их показания закрепить процессуальным путем.
Однако позже эти люди были также допрошены на территории Беларуси (в порядке международной правовой помощи) в рамках другого производства украинской прокуратуры. Они подтвердили первоначальные данные о том, что действительно были задействованы с целью дестабилизировать ситуацию, постреливать и в одних, и в других для того, чтоб спровоцировать гражданское противостояние и сделать уже невозможным процесс мирного урегулирования, на который стороны конфликта выходили 19-20 февраля. В общем, провокация эта удалась, цели были достигнуты.
– Помимо свидетельства грузинских снайперов, какими еще аргументами подкрепляется версия об участии третьей стороны?
– На сегодня стало известно также и о других группах снайперов – наших сограждан. Речь идет о Бубенчике, семье Парасюков, Липовом и еще группе лиц, участвовавших в расстрелах милиционеров. Это стало известно из-за утечки информации в СМИ из уголовного производства (по фактам гибели милиционеров 20 февраля 2014 года), которое якобы «расследуется» Генпрокуратурой. Люди в группах разные, а мотивы совпадают – дестабилизация обстановки и срыв мирного урегулирования политического кризиса.
Кроме того, на месте преступления найдены следы боеприпасов, пуль к тому оружию, которого не было в арсенале спецподразделения «Беркут». То есть это патроны другого типа, другого калибра. И некоторые протестующие были убиты именно из такого оружия.
Ряд участников майдана, которых мы допросили (и их свидетельские показания есть у суда), говорят о том, что 20 февраля люди видели стрелков в отеле «Украина» и консерватории. В пользу этой версии – даже показания Парубия и Пашинского, которые говорят, что и они, по своим источникам, якобы слышали о наличии снайперов в отеле «Украина» и консерватории. Сначала в СМИ они подтверждали эти данные, однако во время недавнего судебного допроса уже говорили, что, дескать, да, информация была, но следов найдено не было. В то время как ранее одному украинскому изданию Парубий заявлял, что в отеле были найдены гильзы и следы лёжек снайперов. В общем, они не совсем честны, скажем так.
Есть несколько видео, на которых фрагментарно запечатлены силуэты людей в отеле «Украина», консерватории, в районе баррикады возле Стелы Независимости, ТРЦ «Глобус», на улице Институтской – с предметами, похожими на оружие. И есть уже установленные в ходе судебных заседаний данные, которые свидетельствуют о том, что некоторые из протестующих, располагаясь лицом в сторону правительственного квартала и спиной к отелю «Украина», получили огнестрельные ранения в спину. То есть, очевидно, либо со стороны майдана, либо, что наиболее вероятно, со стороны отеля «Украина». Некоторые протестующие, находясь перпендикулярно улице Институтской и смотря в сторону Нацбанка и правительственного квартала, получили ранения справа налево, под углом, близким к 90 градусов, то есть где-то с улицы Городецкого.
Всё это в совокупности указывает на то, что третья сила была. Да, она хорошо выполнила свою работу, потому что за руку никого из стрелявших, скажем так, не поймали, и их сложно идентифицировать.
– Неудивительно…
– Но ведь в этом и заключалась их задача… От таких специально обученных людей как раз и требуется скрытая качественно выполненная работа. Если бы можно было их поймать за руку, то эффект от их участия был бы противоположный. Но при этом они попались всё-таки на глаза и самим потерпевшим, которые остались живы.
Например, потерпевший Венчак говорит, что он видел вооруженного человека в отеле «Украина», который совершал выстрелы в сторону правительственного квартала, где находились правоохранители. Есть видео, которые уже исследовались нами, где видно, как пули попадают в кузов КамАЗа (улица Институтская вверху была перекрыта бетонными баррикадами и грузовым транспортом).
– А почему адвокат Горошинский при допросе Пашинского настойчиво спрашивал его, знает ли он Парасюка? Это связано с показаниями грузинских снайперов касательно Парасюка-младшего и Парасюка-старшего (а сейчас Шарий еще и обнародовал скандальное видео с допросом в ГПУ подозреваемого Липового, который свидетельствует: отец депутата Парасюка стрелял в бойцов «Беркута»)?
– Да. Парасюк, судя по всему, был в консерватории утром 20 февраля вместе со своим отцом и еще группой лиц. Это, кстати, подтверждают и грузинские свидетели. По их словам, эти вопросы как раз курировал Пашинский в числе прочих. Он отвечал за силовой блок.
– В одном из телеинтервью кто-то из грузинских свидетелей говорит о группе прибалтийских снайперов…
– Они говорят вообще-то о нескольких группах – грузинских и других иностранных, в числе которых называют прибалтийских снайперов.
– А относительно себя грузинские снайперы утверждают, что отказались выполнять приказ о стрельбе на поражение в обе стороны, предпочли уехать, пока их не убрали как нежелательных свидетелей? Так следует понимать их признания?
– Да, если вкратце.
– Адвокат Горошинский также интересовался у Пашинского, почему тот угрожал грузинским свидетелям в ходе интервью иностранной журналистке…
– Ответ был невнятный. Он сделал вид, что этого не было. В конечном итоге он свёл ответ к тому, что это всё – фейки российской пропаганды, к которым вообще не стоит серьезно относиться. Поэтому, мол, и комментировать это не стоит.
Но тут надо сказать, что во время допроса и Пашинский, и Парубий, будучи политиками и людьми опытными, всячески выкручивались, уклонялись от прямых ответов на вопросы. И, на мой взгляд, председательствующий судья, к сожалению, не дал стороне защиты доработать. Он немножко нас ограничивал в допросе. Были определенные вещи, которые не позволили нам более жестко довести всё до конца. Хотя, признаюсь, допрашивать политиков сложнее всего: они как ужи на сковородке и искушенные словоблуды – могут заболтать любой вопрос. Хотя все же пару раз мы их поймали на лжи, и в этом тоже был смысл.
– Что можете сказать о видео из гостиницы «Украина» с разговором снайперов, которое в ноябре показал в своем ролике Шарий? Оно до этого не было вам известно, судом не рассматривалось?
– К моменту его «выхода в эфир» оно нами еще не исследовалось, хотя находилось в наших материалах дела. Я подозреваю, что оно пришло из Генпрокуратуры как раз из тех двух томов, которые якобы пропали, а потом чудным образом нашлись. Его просмотр лишь утвердил нашу убежденность в том, что стреляли из «Украины» в том числе. Голоса людей, говорящих, что надо перегруппироваться, что-то о выборе позиции…
– Судя по хроникам из Святошинского суда, перед участниками процесса проходит объемная видеопанорама событий, происходивших на майдане в феврале 2014 года?
– Важно еще сказать, что сторона защиты в ходе этого марафонского рассмотрения дела в суде смогла высмотреть в тысячах минут видео, которое находится в общем доступе в сети, и зафиксировать около 25 эпизодов применения огнестрельного оружия по правоохранителям 20 февраля 2014 года. Есть среди нас такой одаренный, без сомнения, адвокат с соколиным зрением… Сделаны скриншоты, и они тоже рассматривались судом. Это позволило нам аргументированно говорить о том, что 20 февраля было не мирное наступление, а групповое вооруженное нападение на сотрудников милиции. Эти действия сопровождались поджогом служебного транспорта, применением салютных установок, погромами, в том числе коммунального имущества, захватом сотрудников милиции, их убийством и ранением. Это всё нами было установлено в судебных заседаниях, и каждое слово подкреплено материалами дела.
И поэтому здесь нельзя говорить о мирном протесте и плохих милиционерах, расстрелявших мирных людей. Тем более о каком-то приказе высшего руководства страны на совершение этих действий (так записано в обвинительном акте). Мы на этом постоянно акцентируем внимание, потому что за превышение власти и служебных полномочий – одна ответственность, а за совершение умышленных убийств или террористического акта, которые нам пыталась навязать Генпрокуратура, – совсем другая. В последнем случае наказание – три пожизненных заключения. В первом случае, если доказана вина и участие каждого из пяти в этих событиях, – это максимум 10 лет… Разница очевидна. Поэтому мы делали все, чтобы суд не ошибся в оценке и был объективен.
– Такое ощущение, что к пятерым обвиняемым «примеряли» по очереди каждого из погибших 20 февраля. Но ведь не было установлено, что из ствола, принадлежавшего такому-то беркутовцу, был убит кто-то из 48 человек, ставших жертвами?
– Этого действительно нет. Мы постоянно говорим, что белых пятен более чем предостаточно. Но нет ответа на простой вопрос: в каких ранениях или смертях виновен каждый из наших подзащитных? А это вопрос определяющий.
Есть вопрос баллистической экспертизы. Но он еще открыт, так как экспертиза, которая назначалась судом уже как повторная, не завершена. Это притом что закон запрещает направлять в суд нерасследованные дела, а презумпция невиновности трактует сомнения в пользу подозреваемых.
И при таких жидких доказательствах суд все же предпочитает удерживать людей под стражей. Я еще допускаю такие «передержки» на начальных этапах суда, когда у него нет возможности оценить весомость и весь объем доказательств. Но с этим нельзя было согласиться в 2019 году, когда мы изучили уже весь объем доказательств, допросили всех свидетелей обвинения и потерпевших. У суда уже были все возможности оценить весомость доказательств, качество проведенного расследования. Есть процессуальные документы (и их достаточно много), которые не оформлены в надлежащем порядке. Это недопустимо. Они не могут приниматься как доказательства. Это ошибки детские, а не уровня Генпрокуратуры. Но они есть.
– Почему же так происходило? Что заставило суд годами держать под стражей пятерых правоохранителей?
– Вообще наша система криминальной юстиции страдает от низких стандартов доказывания на стадии досудебного расследования. И что еще печальней – от низкого критерия оценки доказательств на стадии судебного следствия. К сожалению, такое состояние дел часто сводит на нет принцип состязательности сторон. Это тяжелое наследие советской системы правосудия. Хотя старожилы адвокатуры говорят, что в советские времена им и работалось легче, и они могли быть эффективней.
В нашем деле, возможно, давление общественного мнения влияло на внутренние убеждения судей. Но мы исходим из того, что это огромное заблуждение – обращать внимание на общественное мнение в резонансных делах. Оно может быть губительным для целей правосудия. Давайте его померяем. Общественное мнение на Западной Украине будет с уклоном, что люди должны быть наказаны, пожизненно, два срока и т. д. Общественное мнение на востоке или на юге Украины будет диаметрально противоположным. Это весьма условная квалификация.
Некоторые потерпевшие, некоторые их лидеры, в том числе Парубий, подписываясь за всю страну, высокопарно уверяли нас, что они представляют весь народ. Сто тысяч человек, которые в Киеве собрались на майдане, почему-то считали, что они представляют всю страну. Но это неправильно. Я даже за то, чтоб провести социологические исследования, определить, какое же общественное мнение на этот счет.
– Что за история, когда адвоката Александра Горошинского в багажнике машины эвакуировали из здания суда в начале процесса?
– Была такая история. Мы попадали, скажем так, под силовое воздействие разгневанной толпы. Сторона потерпевших грешила тем, что отождествляла нас с нашими клиентами. И было определенное физическое воздействие, запугивание и т. д. Это издержки профессии. К счастью, это уже позади. В последнее всё происходило более или менее конструктивно.
Время – лучший врач. Возможно, и потерпевшие переосмыслят эти события, с оглядкой на те очевидные факты, которые нам удается доносить через СМИ, и те, которые уже стали достоянием суда. Может, это побудит их признать, что не всё так было однозначно, что людей просто использовали политики…
А вообще нам всем стоить искать пути примирения. Никакой приговор, каким бы он ни был, не в состоянии примирить наших граждан. Думаю, нам надо учиться прощать друг друга за возможные ошибки и заблуждения.
