В мирное время Эдуард (фамилию нашего героя не называем специально) служил в донецком «Беркуте». В 2014 году стал ополченцем с позывным Скиф. На переднем крае ветеран «Беркута» переквалифицировался в сапера – не раз испытал на себе, как «действуют» Минские соглашения.
Корреспонденту «Ритма Евразии» удалось пообщаться со Скифом.
– Эдуард, первым делом хочется поговорить о тех ваших коллегах-беркутах, которые защищают Донбасс на передовой.
– У бойцов «Беркута» разных поколений и возрастов есть нечто общее, что нас объединяет. Никогда мы не тащились в обозе. Никогда не сдавали своих позиций, не отказывались от своих мыслей и взглядов. Донецкий «Беркут» всегда держал марку. Начиная с наших первых командиров и бойцов, в подразделении формировались традиции. И сегодня ребята не отсиживаются, не пасуют, не дают заднюю. Они участвуют в боевых действиях.
К сожалению, есть потери. Полтора или два года назад ребята несли службу на авдеевской промзоне. Был обстрел из тяжелой артиллерии. Наши укрылись в блиндаже, но от прямого попадания из танка все трое погибли. И еще… Несмотря ни на что, под обстрелом ребята приезжают забирать раненых (к сожалению, и убитых)… И опять же – попадание. Принцип «своих не бросаем» – сильнее опасности. Это было уже молодое поколение «Беркута».
И это не первые потери. До этого тоже погибали наши ребята. Один парень сопровождал какую-то международную комиссию, по-моему, представителей ОБСЕ. Шел обстрел. Он умело руководил действиями людей, которых сопровождал. Все они остались живы. Но сам парень, к сожалению, погиб – достало осколками. Ценой своей жизни он спас остальных.
– К началу военного конфликта вы уже были ветераном спецподразделения, пенсионером… Что предопределило ваш выбор в 2014-м?
– Всё закладывалось еще в детстве, спасибо родителям. Потом армия: я служил в погранвойсках на иранской границе. Как раз события в Карабахе начались. И нас это тоже коснулось. Я видел действия с обеих сторон. Всё это откладывалось в памяти, формировало мышление. И еще в те времена закладывалось понимание того, что к каким-то нехорошим вещам мы идем. Вроде бы зеленый пацан еще был, многого не осознавал. Но всё-таки какие-то тревожные мысли, предчувствия были, к чему приведут запущенные процессы.
После армии, в 1990-м, я пошел работать в милицию. Стремился попасть в ОМОН. Туда не брали, пока не отработаешь два года в милиции. ОМОН – это было почетно и ответственно. В «Беркуте» я служил с 1994 года. Доработал до Евро-2012, после чего ушел на пенсию. А в 2014-м пошел в ополчение. Когда ребята вышли из Славянска, у меня там был кум, позывной Поляна (он родом с Курил, но с детства живет в Донецке). И его брат служит вместе с ним до сих пор в Первой Славянской бригаде. И когда они стояли в Донецке, я приходил к нему, занимаясь волонтерской деятельностью. А осенью 2014 года я вступил в это подразделение и с тех пор служу. Это был зов души и сердца, моя гражданская позиция.
– В чем она заключалась?
– Всё очень просто до банальности. Как только начался этот шабаш на «козьем болоте» (такое историческое название у места, где теперь майдан Независимости), я съездил туда с общественной организацией, оказывавшей волонтерскую помощь спецподразделению «Беркут». Это было в январе 2014 года. Казалось, что дальше мордобоя это не пойдет… У меня был опыт командировки на майдан в 2004 году. Но через десять лет всё это прокрутили в более жестком и кровавом варианте…
Я знал, как прокалывали скаты машин луганского «Беркута», когда ребята уезжали из Киева, как стреляли им вдогонку. Донецкий «Беркут» приехал без потерь, но раненых было около двух десятков. В том числе и те ребята, с которыми я служил. Наша общественная организация, возглавляемая Юрием Викторовичем Сивоконенко (ветеран донецкого ОМОНа и «Беркута», с 2014 г. – депутат Народного совета ДНР. – Авт.), оказывала финансовую помощь раненым. Вывозили ребят из Киева.
Конечно же, было негативное отношение к тем, кто осуществил переворот в Киеве, а потом развязал войну против Донбасса. У меня и поныне нет никакой ненависти к украинскому народу. Но есть понимание, что надо уничтожить власть, пришедшую на крови и до сих пор существующую там. И только тогда мы будем разговаривать с жителями Украины, а через какое-то время начнем понимать друг друга…
Певица Юлия Чичерина и Скиф в гостях у членов военно-патриотического клуба «Беркут»
– Что запомнилось во время Русской весны в Донецке?
– Все эти события происходили на моих глазах. Запомнился такой случай. В Донбасс перебрасывали нацгвардию, контрактников из других регионов. Им поручалось обеспечить сохранность оружия и военной техники. В некоторых местах они это упорно выполняли. И тогда ребята из народного ополчения приходили, объясняли доходчиво, что им нужно убраться. И эти нацгвардейцы (в прошлом внутренние войска) где-то с оружием уходили, где-то сложили оружие и ушли. Мой товарищ живет недалеко от той части внутренних войск на улице Щорса, которую ополчение разоружало. И у этого моего друга трое срочников (двое из Запорожской области и один еще откуда-то) жили в течение месяца. Он их прятал от возможных неприятностей. Он наш человек. Но настолько гуманно к этим ребятам отнесся, пожалел их: они тогда еще ничего плохого не делали. Мой товарищ одел их и отправил по домам.
– Милосердие – одна из составляющих русского характера донбасского человека?
– Пожалуй. Два года назад ребята наши, из разведки, взяли в плен двух вэсэушников. Это на том направлении, где Комсомольское, Петровское. Увидели, что это сопляки-солдаты, которые просто тянули связь. Загадочная русская душа: не было ненависти, агрессии к ним, это ж молодые срочники. Дали им по заднице, по ушам… и отпустили. Это ж Порошенко обещал, что в АТО не будет срочников – только контрактники. А мы видели обратное.
– Можете рассказать о том, что происходит на вашем участке фронта?
– Я сапер-минер. Имею дело со взрывными устройствами, с ВОПами – взрывоопасными предметами. Как ставим, так и снимаем. Причем сейчас уже главным образом снимаем. Уже наставили их чересчур. Надо теперь убирать, ликвидировать и те, что мы ставили, и те, что – противник. Очень сложная, кропотливая, опасная работа.
И постоянно мы помогаем местным, несмотря ни на что. Идет посевная или уборочная – надо подготовить и поля, и прилегающую местность. Она, к сожалению, заминирована как с той стороны, так и с нашей. И это всё происходит хаотично, «партизански». Когда есть карты минных полей – сняли мины, вопрос закрыт. Но в очень многих местах, где было отступление, наступление, менялись позиции, поставили и забыли. А каждый сапер – это индивидуальность: ставит взрывное устройство со своими сюрпризами, исходя из своего видения, своей логики. Поэтому очень трудно снять взрывное устройство и при этом не повредить себя и окружающих. Надо обезопасить людей.
Сапер Скиф
– Вам всегда удавалось снять взрывное устройство и не повредить себя и окружающих? Ранения случались?
– Я был дважды ранен. Один раз – при таких обстоятельствах… Когда готовим поле к посевной или уборочной, мы делаем массовую зачистку. По 30-40 человек на каком-то поле должны в короткий срок, за два-три дня справиться с задачей. И вот в районе Докучаевска делали зачистку поля, напротив нас были ВСУ. На уровне командования быстро и просто договорились, что никто не стреляет. Меньшая часть поля прилегала к их позициям. Они со своей стороны почистили часть поля. А основную часть – мы. И мы были в непосредственной близости от них. Всё было нормально: они понимали, что это надо сделать. Мы убрали ВОПы, погрузили, вывозим.
Но выезжали мы с северного направления, где стояли их наемники, которым никакие моральные нормы не писаны. Они открыли по нам огонь. Загорелся грузовой транспорт. Понятно, что сначала инстинкт самосохранения сработал: все – кто куда… Но огонь только разгорался. И я понимал, что надо спасти транспорт. Тем более сопровождающий был ранен, остался в кабине. Я его вытащил. И успел вернуться, захватил ящик с извлеченными предметами: там были и боеприпасы, и пара мин. Я их выносил, чтобы они не сдетонировали. Успел их ликвидировать. Но когда я был занят этим делом, прилетела какая-то железяка, взорвалась рядом.
Это было мое первое ранение. Мы делали благое дело – и та сторона показала, что им это неинтересно. Это было подло и мерзко.
– Как думаете, ждать ли от Украины реальных шагов к мирному урегулированию? Киев постоянно срывает договоренности по разведению сил…
– То, что в прошлом году было начато в Золотом, Петровском, абсолютно ни о чем не говорит. Давайте представим себе те районы Донецка, где, можно сказать, выжженная земля. Это часть Песок, Бутовка, часть Путиловки, Петровка. Но люди, несмотря ни на что, живут там. Если говорить о мирном небе в моем родном Донецке, то хотелось бы, чтобы Петровский, Куйбышевский и Киевский районы не попадали под обстрелы. То есть чтобы мы отодвинули врага от Донецка. Почему не идет речь об отводе украинских войск оттуда? Они не хотят упускать такую возможность: всё время держать нас в напряжении. Не секрет, что они обстреливают инфраструктуру, коммуникации. Стараются попасть в электрощитовые, по столбам стреляют специально… Всё это в расчете на то, что местные жители со временем начнут проявлять недовольство. Если же отодвинуть украинские войска, то жизнь наладится, всё заработает. Но это противнику «неинтересно».
Приведу такой пример их «мирных намерений». 2016 год, уборочная, район Раздольного Стылы. Люди убирали урожай с полей. Всё шло мирно, тихо, спокойно. И ни с того ни с его украинские военные начали стрелять. Сначала из ПТУРа подбили трактор. Погибает тракторист. Всё происходило относительно недалеко от украинских позиций. Они видели четко, что это гражданская техника, гражданские люди. Потом начинают обстрел 82-миллиметровыми минами. А мы были в непосредственной близости. Мы выдвинулись туда и начали эвакуацию людей. Все были спасены. Чудом никто больше не погиб, только кого-то зацепило камнями.
– А пресекать это нарушение Минских соглашений?
– Никак нельзя…
