Последние месяцы на постсоветском пространстве мы наблюдали сразу несколько выборов с весьма драматическим сюжетом. На прошлой неделе завершились, пожалуй, самые спокойные из них – в Молдавии, где действующий президент при невероятном накале страстей во втором туре проиграл кандидату от оппозиции. Выборы в Белоруссии, хоть и не привели к смене власти, но не признаны оппозицией, которая уже четвертый месяц пытается играть в «революцию». Самая натуральная революция уже произошла в Киргизии, а в Грузии оппозиция снова пытается повторить революционный сценарий, не удовлетворившись официальными итогами голосования.
Наверное, многие сторонние наблюдатели не раз отмечали, что практически во всех странах постсоветского пространства выборы – и президентские, и парламентские – проходят довольно остро, вызывая реальный раскол общества на два непримиримых и в то же время приблизительно равных лагеря.
Но на самом деле то, как проходят эти выборы, – есть прямое следствие имеющегося в обществе раскола.
Почему так происходит?
Начну с, казалось бы, спорного утверждения, которое явно не понравится многим жителям стран, появившихся на карте после распада СССР: едва ли не все они являются failed state, то есть несостоявшимися государствами, кто-то в большей, кто-то в меньшей степени. Все, кроме России, которая, во-первых, в силу своих размеров сохранила большую часть ресурсной базы и инфраструктуры бывшего Союза, с помощью которой живет до сих пор, так что экономический крах ей не грозит. А во-вторых, Россия как прямая наследница СССР (по сути, являясь продолжением СССР, но с отсеченными окраинами) – единственная страна, которая даже в отсутствии общенациональной идеологии, что закреплено в Конституции, сохранила историческую преемственность и саму основу для целеполагания, которую другие республики никогда и не имели.
Можно, конечно, спорить о возможности в каждом конкретном случае применения классического термина failed state – государства, не способного поддерживать своё существование в качестве жизнеспособной политической и экономической единицы. Конечно, если брать экономику, то ряд республик также унаследовал советскую ресурсную базу (Азербайджан, Казахстан, Туркмения), но большинство таковых не имело, а после формального обретения независимости своих полноценных экономик так и не создало, и живут они за счет внешних вливаний – либо со стороны России, либо со стороны Запада. Для некоторых стран стало нормальным жить за счет гастарбайтеров, чье число составляет от трети до половины населения (страны Средней Азии, Молдавия, с недавних пор еще и Украина).
Серьезнейшие недостатки и провалы есть и в российской экономической модели, с этим никто и не спорит. Но она хотя бы может существовать автономно, да еще и кормить других.
Теперь политика. Как я уже писал, Россия единственная из бывших республик, у которой есть способность ответить на вопросы: кто мы и чего мы хотим? Со ответом на второй вопрос сложнее, конечно, но тут есть варианты.
Большинство же наших бывших республик едва ли четко ответит даже на первый вопрос. И тут уже дело даже не в отсутствии общенациональной идеологии, но и в отсутствии национальной идентичности как таковой. Ведь нация – это не этнос, это общность людей, осознавшая свои политические интересы как единое целое. Большинству республик новую идентичность пришлось создавать с нуля.
Единственная основа, на чем АБСОЛЮТНО все бывшие республики и попытались создать свою новую идентичность – это противопоставление себя России, культивирование ширпотребовского местечкового национализма.
Наверно, это не совсем удивительно для тех, кто до вхождения в состав Российской империи просто не имел собственной государственности (хотя идеологи в этих странах всячески пытались создавать псевдоисторические мифы о своей якобы тысячелетней истории борьбы с «российской оккупацией», но эта участь после 1991 г. постигла даже тех, кто имел реальную тысячелетнюю историю (Армения, Грузия).
Вместо того чтобы искать какой-то конструктив, внезапно ставшие местными царьками бывшие руководители республик начали искать деструктив. Просто потому, что его и искать не надо было. Мы не Россия – вот единственное обоснование независимости. Мы, мол, всю жизнь боролись с империей.
Ну хорошо, боролись вы, дальше что? Ну вот вы победили. А дальше? Дальше – по большому счету ничего.
Интересно, что даже страны Прибалтики, которые добились того, о чем Украина, Молдова и Грузия и мечтать не могут – вступления в ЕС и НАТО, казалось бы, давно могли бы забыть про Россию и зажить своей жизнью, но нет. Комплекс «недогосударства» силен, и они до сих пор продолжают требовать деньги с РФ за «оккупацию» и объяснять все свои проблемы этой самой «оккупацией», запугивать граждан якобы реваншистскими планами Москвы. А сами настолько боятся собственное население, что устроили ему натуральный апартеид, введя институт негражданства для русскоязычных.
Можно ли говорить об этих странах как о состоявшихся государствах, даже если они и входят в состав ЕС? Вряд ли. Тем более что ЕС заставил их уничтожить свою экономику, созданную Россией/СССР, превратив в вечных иждивенцев и доноров дешевой рабсилы.
Степень антироссийскости у разных республик, конечно, разнилась: чем они исторически были ближе к Москве, тем она была меньше. Но даже те страны, с которыми у России, казалось бы, должны были быть самые братские отношения, продемонстрировали, что и они могут упасть на самое дно русофобии.
Классический пример – Украина, чей путь к независимости и вовсе начинался с чисто экономического сепаратизма: дескать, мы слишком много денег отдаем Москве, давайте отделимся и заживем, как во Франции. При этом ни о каком Бандере, «тысячелетней борьбе с империей», «российской агрессии» и прочих современных ужасах и речи не шло – тогда в 1991-м это в страшном сне никому бы не приснилось, ведь все думали, что мы просто будем жить в разных странах, но останемся одним народом.
Но Украина так и не смогла найти никакой собственной идентичности, кроме той, что до этого для нее была искусственно создана еще поляками, а затем Австро-Венгрией, – Антироссии. Учитывая, что мы, действительно, один народ, произошло это не сразу, как со странами Прибалтики, Закавказья и Средней Азии. Этот путь занял четверть века от «Украина не Россия» при Кучме до «Украине не по пути с Россией» при Ющенко и наконец до «Россия – исторический враг» после «майдана».
Если постмайданная Украина и страны Прибалтики – это случаи махровейшего национализма и русофобии, то в других странах постсоветского пространства эти явления не так заметны, но они были и продолжаются даже в таких дружественных нам странах, как Казахстан. Шаг за шагом, тихой сапой от переименования улиц и городов, от постепенного изменения демографического баланса в пользу титульной нации до преподавания русского языка в школах как иностранного и перехода на латинскую графику.
Разумеется, это является одной из линий разлома в обществе, ведь во многих этих странах все еще немало русскоязычных (как мы видим на примере Украины, такой разлом чреват войной, причем даже там, где никаких разломов исторически не существовало). Кроме того, даже среди представителей титульных наций вопрос внешнеполитического вектора, под кого «лечь» – Россию или Запад (у стран Средней Азии есть еще вариант – Китай), до сих пор является одним из центральных во внутренней повестке, разделяя общество на два лагеря.
Разумеется, это идеологическое противостояние находит воплощение на выборах. Разумеется, там, где есть условно «пророссийские» кандидаты или партии. На самом деле они (та же украинская партия «Оппозиционная платформа – За жизнь») ни в коей мере не «пророссийские» – таковых на постсоветском пространстве нет вообще. Но именно карту сближения с Россией они активно используют в своей политической борьбе с очевидными ставленниками Запада.
Начнем с нашей любимой Украины. Там электоральный раскол между Западом и Юго-Востоком существовал с первых дней: «советский» Кравчук против руховца Черновола, потом уже «прозападный» Кравчук против «советского» Кучмы, потом уже «прозападный» Кучма против «пророссийского» Симоненко, потом «прозападный» Ющенко» против «пророссийского» Януковича, потом «пророссийский» Янукович против «прозападной» Тимошенко. Лишь начиная с 2014 года «пророссийские» довольствуются лишь третьими местами, борьба идет между политиками, чья русофобия отличается лишь накалом.
При этом в стране произошли две «революции», в обеих взяли верх сторонники Запада. Вторая не имела отношения к выборам (хотя сценарий «майдана», предположительно, готовился к кампании 2015 года, но тогда произошел фальстарт), но и она стала результатом того самого раскола в обществе, который обычно наиболее ярко раскрывается как раз на выборах.
Сегодня, несмотря на серьезное электоральное поражение Юго-Востока (особенно после ухода Крыма и Донбасса), раскол в украинском обществе никуда не делся и только продолжает углубляться. Так что от будущих выборов стоит ждать не меньшей остроты. Тем более, учитывая, что опросы показывают рост симпатий к т. н. «пророссийской оппозиции», с одной стороны, и ярко антироссийской партии Порошенко – с другой.
Теперь – Молдавия. Приход к власти в 2001 году коммунистов, казавшийся победой «пророссийских» сил, не консолидировал общество. Проводимая президентом Ворониным политика многовекторности в итоге привела к потере им власти, после чего в стране на несколько лет установилась фактическая анархия. Она и сегодня продолжается, так как РМ – парламентская республика, а устойчивого большинства, дающего возможность резко менять курс страны, со времени потери власти ПКРМ ни у кого не было.
Вот и сейчас в результате последних выборов на пост заступит прозападный президент, притом что в парламенте большинство у «пророссийской» ПСРМ, и очевидно, что повторивший ошибки Воронина и потому проигравший Игорь Додон будет добиваться реванша. А если не он, так на его место придет другой, ведь ПСРМ фактически заняла освобожденную ПКРМ «пророссийскую» нишу, на которую всегда будет спрос. И раскол страны на сторонников интеграции с Россией и ухода на Запад (а то и вовсе прямиком в Румынию) был, есть и будет. А значит, нас ждут еще не одни зрелищные выборы.
Не избежала этого и Белоруссия, несмотря на, казалось бы, устойчивую политическую систему и полный контроль за страной со стороны многолетнего президента Александра Лукашенко. Но и он, даже будучи полным хозяином в своей стране, играет в игру под названием «С кем мы: с Россией или с Западом?», причем то на одной, то на другой стороне. Страсть, с которой Лукашенко продолжает отстаивать идею «многовекторности», уже даже не смешит. Белорусы также не могут подавляющим большинством ответить на вопрос: кто они – русские или литвины?
Вернее, большинство все же у сторонников сближения с Россией и даже объединения с ней, но этот баланс несложно нарушить. И Запад пытается нарушить его на каждых выборах. Как долго Лукашенко сможет сопротивляться этим попыткам и как долго он сам будет оставаться «пророссийским», вопрос риторический. В любом случае раскол на сторонников России и сторонников Запада очевиден, и в белорусском обществе, и в ходе каждых выборов он играет основную роль, всякий раз обостряясь и углубляясь.
Еще одна страна, в которой этот раскол не столь очевиден, но сохраняется, – Грузия. И хотя там противостояние, скорее, между «совсем прозападными» и «многовекторными», оно также исторически берет корни из отсутствия очертания будущего после распада СССР. Там изначально наблюдалась уже знакомая формула: «советский Шеварднадзе» против «прозападного» Гамсахурдии, «прозападный» Саакашвили против «пророссийского» Шеварднадзе, «прозападный» Саакашвили против «пророссийского» Иванишвили.
Последнее противостояние продолжается уже 8 лет, несмотря на то что сами указанные лица напрямую не занимаются политикой. Последние выборы это наглядно показали, противостояние власти и оппозиции там все еще в самом разгаре, и неизвестно, чем оно закончится.
Во всех указанных странах предельно наэлектризованные этим расколом выборы приводили к «цветным революциям» (кроме Белоруссии, но и там попытки были, продолжение последней из них мы наблюдаем сегодня).
«Цветная революция» весной 2018-го произошла в Армении. И хотя там все гораздо сложнее и запутаннее, но схема похожая: условно «прозападный» Никол Пашинян выхватывает власть из рук условно «пророссийского» Саргсяна, наплевавшего на выбор народа, а споры, с кем стране больше по пути – с Западом или с Россией, не утихают и по сей день, несмотря на то что Армения – давно член ЕАЭС и ОДКБ.
Еще одной страной, которая уже стала рекордсменкой по количеству таких «революций», является Киргизия. Там, правда, не играет роль «российский фактор» и нет разделения на Восток и Запад, там свое разделение – на Север и Юг. Оно, впрочем, также является прямым следствием распада СССР, после которого большинство республик так и не создали полноценных государств. Современная Средняя Азия – это лоскутное одеяло, в нынешнем виде сотканное советской властью, и только вопрос времени, сколько оно сможет существовать в этом виде, лишившись контроля со стороны Москвы. В Таджикистане и вовсе несколько лет бушевала гражданская война, и нельзя сказать, что она окончательно закончена.
И еще один важный момент. Несмотря на то, что «революции», все чаще и чаще сопровождающие выборы в странах постсоветского пространства, во многом вызваны именно причинами внутренними, главным образом указанного выше раскола общества и отсутствия у страны целеполагания, все они так или иначе подогреваются Западом. И цель Запада не столько в приведении к власти в как можно большем количестве бывших советских республик антироссийски настроенных элит, сколько в создании перманентной зоны нестабильности вокруг самой России.
Так что в ближайшее время ждать скучных и спокойных выборов в бывших республиках (не считая откровенно диктаторских и авторитарных) ждать явно не приходится.
