Заявление спикера иранского парламента Мохаммада Калибафа о подготовке страны к постоянному членству в Евразийском экономическом союзе, настороженно встреченное российскими аналитиками, пока не привело к каким-то ощутимым последствиям. Сложность этого вопроса такова, что само его обсуждение способно трансформировать идею развития ЕАЭС на концептуальном уровне.
Напомним, что 10 февраля председатель Исламского консультативного совета Исламской Республики Иран (ИРИ) Мохаммад Бакер Калибаф, вернувшись из Москвы, заявил, что Тегеран провел необходимые переговоры и готовится к постоянному членству в ЕАЭС. «Этот союз объединил все страны региона и создал Зону свободной торговли, – приводит его слова агентство Fars News. – Иран начал переговоры о том, чтобы стать постоянным членом Союза, и подготовка к нашему постоянному членству будет осуществляться в течение следующих двух недель». Несмотря на то, что со времени этого заявления уже прошло более трех недель, никаких новых сообщений о планах Ирана по вступлению в ЕАЭС или переговорах, которые Тегеран ведет по этому поводу с Евразийской экономической комиссией, пока не появилось.
На сегодняшний день у Ирана с ЕАЭС действует временное соглашение о зоне свободной торговли, вступившее в силу осенью 2019 г. Соглашение предусматривает установление преференциального торгового режима, в рамках которого страны ЕАЭС вводят для иранских товаров средний таможенный тариф в размере 3,1%, а тариф ИРИ для союзных государств составляет 12,9%. В общей сложности льготный режим распространяется на 862 вида товаров, включая 502 единицы иранских товаров и 360 наименований товаров из стран ЕАЭС. Соглашение заключено сроком на три года, в течение которых стороны планируют создать полноценную зону свободной торговли, наподобие той, что существует у ЕАЭС с Вьетнамом. При этом соглашение уже приносит определенные плоды. Несмотря на пандемию COVID-19, экспорт Ирана в Россию, как сообщил М. Калибаф, увеличился в прошлом году на 40% и для дальнейшего развития экспортно-импортных операций планируется создать финансово-торговый центр.
Что председатель меджлиса имел в виду под постоянным членством ИРИ в ЕАЭС – заключение полноценного соглашения о зоне свободной торговли или присоединение к Союзу в качестве полноправного участника, – остается загадкой. Вполне возможно, что имелась в виду именно ЗСТ, а пресс-служба или СМИ неверно передали эту мысль. Так или иначе, но в заявленные две недели ни та, ни другая цель не достижима. Переговоры такого рода длятся годами, а Тегеран с ЕАЭС смог пока заключить лишь временное соглашение. Не исключено, что заявление М. Калибафа, сделанное вскоре после вступления в должность Дж. Байдена, было направлено на то, чтобы усилить позиции Тегерана накануне возможного обсуждения возвращения к ядерной сделке с США и ЕС, из которой вышла администрация Д. Трампа.
Так или иначе, но в текущий формат Евразийского союза Иран вписывается с трудом. ЕАЭС, ставший продолжением целого ряда предшествовавших ему интеграционных проектов (Таможенный союз 1995 г., Евразийское экономическое сообщество, Таможенный союз России, Казахстана и Белоруссии 2010 г., Единое экономическое пространство), создавался как объединение постсоветских государств. Его лидером является Россия, на долю которой приходится более 3/4 размера территории, объема экономики и численности населения сообщества стран ЕАЭС. В силу своего географического положения она выступает естественным связующим звеном между всеми участниками объединения, обеспечивая их транспортную связанность. Военно-стратегический потенциал, включая наличие ядерных сил, одной из сильнейших в мире армий, развитого военно-промышленного комплекса и новейших вооружений, делает Москву естественным гарантом безопасности стран ЕАЭС.
Однако Евразийский союз изначально задумывался отнюдь не только как экономическое объединение. Синхронность усилий по созданию ЕАЭС со стартом на рубеже «нулевых» и «десятых» годов программы «Восточное партнерство» свидетельствует, что, помимо экономических функций, Союз должен был играть роль альтернативного Евросоюзу центра интеграции на пространстве бывшего СССР. Об этом же говорят настойчивые попытки Москвы в начальный период формирования ЕАЭС создать по аналогии с ЕЭС наднациональные политические органы (Парламентскую ассамблею и т. п.), реализовать которые не удалось из-за опасений Казахстана и Белоруссии по поводу потери национального суверенитета. «Побочным эффектом» конкуренции Москвы с Вашингтоном и Брюсселем за влияние на республики бывшего СССР стали события 2014 г., завершившиеся воссоединением Крыма с Россией, войной в Донбассе и затяжным военно-дипломатическим противостоянием с Западом.
ЕАЭС для России является инструментом сохранения своего влияния на той части территории бывшего СССР, которую ей удалось удержать в своей орбите. Несмотря на периодически обостряющиеся противоречия между союзниками, без которых не обходится ни одно интеграционное объединение, в целом он свою роль выполняет. В экономическом плане ЕАЭС оказался также далеко не бесполезен, обеспечивая своим участникам рынки сбыта и определенную «подушку безопасности» в случае внешних шоков.
Однако присоединение Ирана грозит нарушить всю эту конструкцию. Появление Тегерана как полноправного участника Союза означает возникновение второго центра силы. Военный, экономический и демографический потенциал Ирана в рамках Союза будет не столь значительным, как у РФ, но гораздо больше всех остальных участников объединения, вместе взятых. В итоге выстроенный за последние пять лет механизм управления и согласования интересов придется перенастраивать.
Иран, никогда не входивший в состав СССР или блока социалистических государств, – страна совершенно другой культуры. Ее религиозно-политические элиты и население не имеют советского жизненного опыта, образования и не знают русского языка. Более того, Иран – одна из немногих в современном мире теократий, возглавляемых верховным духовным лидером страны великим аятоллой, занимающим высшую государственную должность рахбара. Иран с его 83-миллионным населением резко изменит демографический баланс в пользу мусульман, что неизбежно скажется на культурно-политическом облике объединения, его интересах и принимаемых решениях. Да и в конфессиональном плане тоже отнюдь не все гладко. Господствующая религия Ирана – шиитская разновидность ислама, тогда как на пространстве бывшего СССР преобладает его суннитская версия, что отнюдь не способствует налаживанию между их последователями понимания.
Отдельный вопрос – трудовая миграция. Полноправное членство в ЕАЭС подразумевает присоединение к общему рынку труда, что позволяет гражданам стран-участниц объединения при условии заключения трудового договора работать на территории любой другой союзной страны неограниченное время. Численность населения Ирана в возрасте 15 лет и старше на 2020 г. составляет 61,7 млн человек, что сопоставимо с численностью рабочей силы в России (75 млн человек), уровень безработицы – около 10% (в РФ – 6%), а среди молодежи – около 25%. Включение иранцев в потоки трудовой миграции, направляющиеся с юга на север, в случае присоединения к ЕАЭС выглядит неизбежным, что деформирует общесоюзный рынок труда.
К слову, похожие проблемы ожидают ЕАЭС и в случае присоединения Узбекистана и Таджикистана, совокупное население которых составляет уже более 43 млн и превышает население Казахстана, Белоруссии, Армении и Киргизии, вместе взятых.
Возможность присоединения Ирана, даже гипотетическая, ставит вопрос о перспективах развития ЕАЭС. Поскольку в текущем виде Тегеран в Союз явно не вписывается, возможно, имеет смысл пока развивать более «мягкие» формы интеграции, не предусматривающие объединения рынков, к которому страны-кандидаты могут оказаться не готовы. Проблема миграции вообще может стать для ЕАЭС одной из самых острых, как это уже произошло с Евросоюзом. Вместо открытия рынков труда целесообразнее было бы заключать с каждой из стран отдельные соглашения, детально регламентирующие условия допуска мигрантов в конкретные отрасли и сегменты. И делать это лишь в случае наличия действительно острого дефицита рабочей силы.
Читайте нас в: Яндекс.Дзен и Telegram
