Возвращение Крымского полуострова под юрисдикцию РФ изменило ход мировой политики и геостратегические процессы в Евразии. Западная политическая элита не желает мириться с исторической закономерностью, Москва столкнулась с политикой непризнания российского статуса Крыма. Государства, не признающие российский статус Крыма, – априори союзники США, Британии и стран ЕС.
В интервью «Ритму Евразии» профессор Высшей школы экономики политолог Дмитрий Евстафьев обозначил политические процессы и факторы, важные для понимания темы Крыма.
Обиженный Вашингтон
– Возвращение Крыма под российскую юрисдикцию Запад неизменно продвигает в сознание мирового сообщества как «аннексию». Парламентская ассамблея ОБСЕ с процедурными нарушениями выпускает антироссийскую резолюцию, а Киев к «аннексии Крыма» прицепил «аннексию Л/ДНР». В зоне Европейского союза голосование при нарушении регламента в ПА реакции не вызывает. Какие ресурсы есть у Москвы для смягчения антироссийской политики, увязанной с Крымом? Мягкой силой переиграть её возможно?
– Начну с конца. «Мягкая сила» – элемент системы политических и экономических отношений эпохи глобализации. По большому счету мягкая сила имелась только у трех стран: США, Великобритании и, слегка, Франции. Причем только США имели «мягкую силу» в тех формах и форматах, которые мы считаем «классическими». Даже Великобритания имела «мягкую силу», которая существенно отличалась от того, чем пользовался Вашингтон, и была уже не совсем «мягкой». Китай не смог создать свою полноценную «мягкую силу».
В последнее время начали говорить о «мягкой силе» Турции, считая её – и справедливо – вызовом для российского влияния. Но это не «мягкая сила». Она просто по своей архитектуре включает в себя и значительный этнорелигиозный компонент, и военно-силовой. И это очень показательно. «Мягкая сила» или то, что так называется, отражает структуру и системные связи актуальной версии мира. Американская «мягкая сила» отражала систему поздней глобализации. Турецкая – распадающегося глобального мира. Британская – торгово-аристократические связи позднего колониального периода.
– А российская?
– Наша «мягкая сила» отражала ситуацию в период, когда страна называлась Советским Союзом, претендовала на то, чтобы быть альтернативой коллективному Западу.
Эта альтернатива имела разные наименования: от мировой революции до «социалистической ориентации», но никогда не теряла статус именно глобальной альтернативы. База перестала быть актуальной в 1991 году. Дальше была просто эксплуатация до стадии полной амортизации тех связей и активов, которые были наработаны именно в советский период. Не более того.
Мы же считали это «мягкой силой» России, которой в действительности никогда не было и быть не могло.
Вернусь к вопросу о Крыме и Донбассе. Все, что происходит по ним со стороны Европы, это следствие неурегулированности отношений Москвы и Вашингтона, нерешенности вопроса о пределах конфронтации.
Да, Вашингтон обиделся, что актив, который он считал уже своим – здесь я не стал бы переоценивать роль Европы, включая и Великобританию, – у него увели из-под носа. Американцы вообще в этом плане люди крайне ранимые, особенно когда выясняется, что всю их «хитрость», а она у них, как правило, видна за километр, просчитали и нейтрализовали одним красивым ударом. А они – великие и могучие – ничего не смогли сделать, только постфактум устроить хаос, не у нас в Крыму, а у своих союзников на Восточной Украине. Это тяжелая психологическая травма, ее нужно пережить. Но время лечит.
Конечно, признание ими Крыма российским де-факто невозможно. Хотя бы потому, что ядро нынешнего американского правления – оно то же самое. Крым, где базы для американских военных объектов (задрапированных под «пункты материально-технического обеспечения», склады, «центры информации», развернуть их в полноценный объект – дело 7-10 дней), администрация США упустила. Тут, как говорится, «понять, простить».
– В чем мораль?
– Следующая демократическая администрация США, у которой будет «подгорать» не только на Ближнем Востоке, но и в Восточной Азии и Латинской Америке, вероятно, будет свободна от нынешних комплексов. И применит к Крыму ту же форму, что применялась в советское время к входившей в состав СССР Прибалтике: признание де-факто, непризнание де-юре. И мы поразимся, как быстро выстроится очередь из желающих признать Крым российским. Первыми в ней будут, безусловно, наши замечательные китайские партнеры, но только, если обгонят нашего «союзника» из Белоруссии. А уж от «великих сердаров» и европейских «демократических лидеров Европы» отбоя не будет.
В чем мораль? В том, что нужно иметь «мягкую силу»? Отнюдь. В том, что в мире есть только одна сила, с которой Россия должна договариваться, – США. А все остальные имеют значение только в контексте наших отношений с США.
– Какие стратегические планы Америки и Великобритании срывает воссоединение Крыма с Россией? Чем объясняется общий интерес к Крымскому полуострову, если не считать историю вражды Британии с Россией, в чьи внутренние дела Россия не вмешивается? Плохо думающий о России британский премьер Борис Джонсон – он черкесских кровей, мог бы и покорректнее с Россией, родиной черкесов.
– Сам факт того, что к вершинам политической власти Британии приходят носители крови, а с ней и национальных архетипов тех народов, которых Британская империя поддерживала против своих политических противников (кроме Бориса Джонсона, напомним о министре иностранных дел Милибэнде, этнических поляках, представителях этносов Среднего Востока), само по себе интересно, но не более того.
В основе «сетевизировавшейся» после 1950-х Британской империи, империи, растворившейся в экономике, финансах, образовании, криминале – наследственная олигархия, которая периодически обновляет кровь, чтобы избежать «островного вырождения». И, согласитесь, у неё это вполне получается. А премьер-министры и министры могут быть кем угодно.
Тем более что «национальная Великобритания» – планомерно деградирующая величина с экономикой, которая без «внешней», «глобальной» Великобритании, без ориентированного во вне финансово-инвестиционного сектора, включающего и «серые» финансы, это уровень «Португалии с авианосцем».
А руководит «внешней Великобританией» кто угодно, только не премьер-министр. Он может привнести немного специй в это блюдо, но только в пределах дозволенного. Конечно, в момент кризиса государственности, а в Великобритании сейчас именно кризис государственности, спорить с этим никто не будет, персональное влияние отдельных политических фигур растет. И влияние Бориса Джонсона сейчас, думаю, больше, чем у любого премьера после Железной Мэгги. Но не в стратегических вопросах. В них шаг в сторону быстро приведет к «выносу тела». Но в вашем вопросе есть другой важный аспект.
«Внешняя Великобритания» «работает», вернее, использует возможности для дестабилизации в тех же регионах, что и всегда. Это Балканы, это Кавказ, это Прикаспий, это Восточная Африка, это Восточное Средиземноморье, знаменитое «к Востоку и Западу от Суэца».
Причерноморье для британцев – регион сложный и нетипичный. Они, конечно, активно работали на Кавказе, на Южном Кавказе прежде всего, но не стоит забывать и их действия в период Кавказской войны. Если кто-то считает, что это все дело далекого прошлого, то он очень сильно ошибается, достаточно просто вспомнить историю британских игр в Чечне в период «квазинезависимости» между первой и второй чеченскими войнами.
Там много интересного, включая и захват в заложники, и обезглавливание неких «британских специалистов по коммуникациям».
Но в целом Причерноморье не «британский» регион.
Это, в свою очередь, означает, что их цели могут быть преимущественно тактическими, не направленными на формирование устойчивых отношений и завоевание позиций. Возможны провокации, поставки вооружения, информационные войны и манипуляции. Собственно, как оно и было в период поддержки Великобританией Шамиля в ходе Кавказской войны XIX века.
Лондон прямо втягиваться в войну не собирался. Но если мы посмотрим, например, на цели США в Причерноморье, то увидим, что и США не преследуют долгосрочных целей.
Единственной силой, которая в Причерноморье играет «в долгую», является Турция. Но это означает, что ситуация хаотизации в Черном море и вокруг него, исключения Причерноморья из мировой экономики и, что более чем важно, логистики, является для США и Великобритании вполне допустимой.
«Поджечь поляну» и смотреть, как с неё побегут разные зверушки.
У «коллективного Запада» нет в Причерноморье активов, которые критичны. Ну и посмотрите, как в эту историю идеально вписывается провокация с британским эсминцем у Крыма!
– В мировой политике Крым воспринимается по версии США и Запада как «аннексированная Россией территория Украины», и это же часто используется в доктринах против РФ. Однако Москва тему Крыма не лоббирует на международных площадках, не актуализирует её там, где это возможно. Что вы думаете об информационной политике Москвы касательно Крыма, насколько продвижение его российского статуса отвечает его значимости для России? Реально ли воздействовать на западную политическую риторику, ведь правды всегда меньше, чем лжи?
– Мне кажется, главное, что по теме Крыма должна делать Россия, – развивать полуостров в социально-экономическом, военно-политическом и социокультурном плане, не дожидаясь какой-то реакции со стороны «партнеров» и тем более коллективного Запада. Крымчане возвращались в Россию, а Россия воссоединялась с Крымом, наверное, не для того, чтобы удовлетворить «взыскательный вкус» наших замечательных западных партнеров. А чтобы обеспечить безопасность и развитие полуострова, качество жизни и спокойствие его жителей. Это не значит, что нужно строить «витрину», «витрина» всегда несет в себе зачатки «карго-культа», нужно создавать возможности для развития.
Не могу не отметить и того, что в какой-то момент наша дипломатия ошибочно решила, что, если по крымскому направлению нельзя добиться принципиальных прорывов, то и делать ничего не надо.
С определенного момента, даже предположу, что это был конец 2017 – начало 2018 года (время, когда стало ясно, что надежд на изменение ситуации в связи с приходом к власти в США Д. Трампа больше нет), мы наблюдаем сворачивание активности не только МИД, но и государственных органов в целом по «крымскому» направлению.
Одно время даже зародилось подозрение, что таким образом некие силы в Москве указывают своим западным партнерам на возможность пересмотра решений по Крыму и Севастополю. Но, к счастью, эта возможность была успешно обнулена поправками в Конституции 2020 года. Просто нужно вместо парадного патриотизма для галочки быть патриотом своей Родины, особенно сейчас, когда очевидный кризис коллективного Запада порождает его растущую агрессивность.
На международной арене крымская тема нуждается в серьезном оживлении. Не надо бояться ставить «наших замечательных партнеров» в неудобное положение, будируя такие вопросы, как продвижение Крыма в научной и этнокультурной сфере, гуманитарные проблемы, включая водную составляющую, и многие другие.
Сейчас мы имеем ренессанс негосударственных форматов взаимодействия и коммуникаций. И наша внешняя политика должна их много активнее использовать. Знаете, мне кажется, что наша внешняя политика в последние год-полтора стала какой-то усталой, не задорной.
И тема Крыма здесь очень яркая иллюстрация. Иногда даже кажется, что у нас в России иные участники глобальных процессов просто боятся попасть в украинский «Миротворец». А, по-моему, для российского политика, государственного деятеля, деятеля культуры попадание в «Миротворец» должно быть неким знаком качества. Я вот очень переживаю, что еще туда не попал. Понятно, что нашим дипломатам хочется комфорта в отношениях с западными партнерами, но интересы страны важнее.
Сейчас очень удачное с геополитической точки зрения время, чтобы вновь активизировать «крымскую тему», возможно, подумав о новых форматах, которые нам дает мир постглобализации, в дипломатии в том числе.
Читайте нас в: Яндекс.Дзен и Telegram
_________________________
Фото: https://www.facebook.com/Krymsky.bridge
