На слушаниях, которыми завершилась очередная сессия парламента Казахстана, «лили воду» – депутаты и руководители профильных ведомств рассматривали проблемы и перспективы развития водной отрасли. По завершении высокого собрания эфир встряхнулся «новостью»: республика работает над созданием водно-энергетического консорциума Центральной Азии. И лишь просвещенные получатели информации вновь испытали синдром дежавю…
Статистика «без воды»
В докладе министра экологии, геологии и природных ресурсов Сериккали Брекешева тема водно-энергетического консорциума Центральной Азии упоминалась вскользь, без конкретизаций. Он акцентировал внимание на статистике и прогнозах, которые подтверждают: обеспечение водой республики с каждым годом становится все более изощренным квестом, проблема дефицита усугубляется, решить ее в одностороннем формате невозможно.
При годовом лимите в 28,6 куб. км в 2021 году водозабор в РК составил 24,6 куб. км, и в некоторых регионах уже сложилась «весьма напряжённая» водохозяйственная ситуация – имеющиеся ресурсы едва покрывают потребности в воде. Так, в Арало-Сырдарьинском бассейне, где сосредоточено 60% орошаемых площадей республики, на нужды базовой аграрной отрасли расходуется 98% водозабора.
С учетом демографических факторов, динамики развития производства, а также техногенного загрязнения рек в Казахстане к 2030 году ожидается существенное ухудшение картины водообеспечения.
«Дефицит водных ресурсов может составить 23,2 куб. км, что сопоставимо с общим годовым забором», – констатировал в связи с этим Брекешев, добавив, что к 2040 году ситуация может ухудшиться необратимо.
«Низы» не могут, «верхи» не хотят
В водообеспечении Казахстана притча во языцех – зависимость от трансграничных стоков из России, Китая и государств ЦА. Наиболее проблематичным в «географии добрососедства» традиционно выступает центральноазиатское направление. По нему зависимость от стоков южных и западных регионов, где проживает более половины населения страны, критическая: в Кызылординской и Туркестанской областях, например, она превышает 90%.
Казалось бы, решение вопроса эффективного использования общего достояния по определению не должно вызывать проблем в отношениях государств-соседей, связанных многолетним опытом «совместного проживания». Однако практика постсоветского периода свидетельствует об ином: после обретения независимости государствами региона водная повестка здесь развивается в измененной парадигме революционной ситуации: «низы» не могут, «верхи» не хотят.
Фабула вопроса известна: условно «верхние» государства – Кыргызстан и Таджикистан, на которые приходится 85% водных ресурсов региона, испытывая дефицит в энергоресурсах, удерживают воду в летний период, блокируя доступ к ней «нижних» соседей – Казахстана, Туркменистана и Узбекистана, где в разгар сельскохозяйственных работ возникает острый дефицит живительной влаги.
В советский период водно-энергетический антагонизм нивелировался волей единого центра: республики, расположенные в верховьях рек, летом обеспечивали водой соседей в низовьях, а зимой в качестве компенсации получали углеводородное сырье для покрытия энергодефицита. Однако после расползания по «национальным квартирам» эффективно работавший в условиях плановой экономики механизм оказался недееспособным: амбиции взыграли, ресурсы стали инструментом утверждения младогосударственных суверенитетов.
За минувшие тридцать лет странам ЦА так и не удалось достичь консенсуса в формировании новых механизмов водопользования, несмотря на многочисленные попытки институализации идей по управлению трансграничными реками. Это, в частности, относится и к инициативе создания международного водно-энергетического консорциума, о которой впервые заявили в Чолпон-Ате представители Казахстана, Кыргызстана и Узбекистана еще 24 июля 1997 года. Позже идею неоднократно лоббировал первый президент Казахстана Нурсултан Назарбаев и даже обсуждал проект консорциума с представителями Всемирного банка и Международного банка реконструкции и развития.
Однако создание наднациональной структуры требовало от государств-партнеров существенных «корпоративных взносов» и, главное, делегирования ряда управленческих полномочий, с чем не все готовы были мириться. Очевидно, именно этот фактор сыграл решающую роль в том, что проект постоянно задвигался в долгий ящик.
Не дать себе засохнуть
В отсутствие многостороннего консенсуса Казахстан пытается не дать себе засохнуть «подручными средствами», внедряя водосберегающие технологии в производство и стимулируя «культуру рационального водопотребления», дабы снизить потери воды. Параллельно довольно успешно развивается двустороннее трансграничное сотрудничество с соседями. Но это лишь «косметические» меры, которые радикально ситуации не меняют.
О приоритетной важности для Казахстана водного вопроса свидетельствует факт повышения его «статусности» – в марте текущего года при правительстве РК создан Водный совет, которому определена роль межведомственного координатора по вопросам отрасли и выработке единой позиции в отстаивании интересов Казахстана по трансграничным рекам.
В ближайшей перспективе планируется также существенное усиление переговорных команд и создание мощного «мозгового центра» на базе Казахского научно-исследовательского института водного хозяйства для совершенствования методов управления водными ресурсами и экспертного сопровождения отраслевых проектов.
Серьезной корректировке будет подвергнута и законодательная база. Проект нового Водного кодекса РК планируется внести в парламент в первом полугодии 2023 года.
Консорциум: центральноазиатский или евразийский?
Упомянутые меры подтверждают нацеленность республики на усиление позиции прежде всего в многосторонних переговорах. Этот формат никто не отменял, что и подтвердил на парламентских слушаниях министр Брекешев, заявивший о работе над, казалось бы, уже неоднократно почившим в бозе проектом создания водно-энергетического консорциума в ЦА.
И оговоркой это не было – в постназарбаевский период «забытая» инициатива реанимируется Казахстаном не впервые. В ноябре 2021 года о ней напомнил в Брюсселе президент республики Касым-Жомарт Токаев во время переговоров с главой Евросовета Шарлем Мишелем. Не просто напомнил, но и призвал европейских партнеров «внести вклад в осуществление казахстанской инициативы».
В связи с этим актуализируются вопросы: в каком формате видит продвижение идеи нынешнее политическое руководство Казахстана?, Согласны ли с этим видением другие государства региона?
Каким бывает «вклад» европейских и в целом коллективно-западных «партнеров» в обеспечение «жизненно важных интересов» развивающихся государств, хорошо известно: на поверку различные программы «содействия» оказываются весьма эффективными лишь в продвижении собственных интересов Запада по доминированию, нейтрализации влияния иных региональных игроков, созданию очагов нестабильности.
С учетом этого кредо подключение известных «благотворителей» к очередной попытке институционализации процесса взаимодействия государств региона в чувствительной, жизненно важной, но потенциально конфликтогенной сфере видится сомнительным. Тем более в условиях происходящих геополитических трансформаций, когда тренд глобализации, исчерпавший и во многих смыслах дискредитировавший себя, сдает позиции под натиском наступающей регионализации. А также с учетом «зажатости» Казахстана между Россией и Китаем, чьи отношения с коллективным Западом находятся в «точке бифуркации».
И опыт прошлого, и логика грядущих преобразований формируют императив: наилучшим образом с решением водной проблемы Центральной Азии может справиться лишь сильная региональная интеграционная структура со значительными ресурсами – Евразийский экономический союз. Подобной позиции придерживаются многие эксперты. Некоторые из них мыслят более широкими форматами.
«В первом приближении – это ЕАЭС. Однако, чтобы достичь не только хрупкого равновесия, но и устойчивого развития, нужен более крупный интеграционный формат, который Россия продвигает с 2016 года – Большое евразийское партнерство (БЕП), которое можно определить, как «интеграция интеграций», – убежден эксперт Института исследований Центральной Азии Альберт Белоглазов.
В пользу евразийского формата институционализации управления водно-энергетическими ресурсами ЦА можно отнести то, что две страны региона – Казахстан и Кыргызстан – являются членами ЕАЭС, статус наблюдателя в 2020 году получил Узбекистан, а Таджикистан эксперты называют «кандидатом № 1» в членство.
Формат ЕАЭС также видится перспективным для избавления государств региона от энергодефицита. Новые возможности в этом сегменте откроются с началом функционирования в 2025 году общего электроэнергетического рынка Союза.
Нужно ли «сливать» Россию?
Безусловно, в варианте решения проблем Центральной Азии с опорой на интеграционный потенциал ЕАЭС актуализируется роль России – системообразующей страны и крупнейшей экономики объединения.
И, к слову, еще в 2006 году Москва подготовила проект создания евразийского водно-энергетического консорциума, исходя из принципа неразрывности водно-энергетических режимов бассейнов рек с режимом потребления электроэнергии в регионе. Кроме того, Россия с начала 2000 годов активно участвовала в двусторонних отраслевых проектах, в частности в строительстве Санктудинской ГЭС-2 в Таджикистане и Верхненарынского каскада ГЭС в Кыргызстане.
То есть для государств региона северный сосед – проверенный поставщик опытных кадров, технологий и ресурсов, заинтересованный, что важно, в стабильном развитии экономик центральноазиатских стран, в сохранении экосистемы региона, в отсутствии в нем очагов напряжения.
Что касается Центральной Азии, то в новых геополитических реалиях она может стать транзитным узлом БЕП, связующим звеном между Россией, Китаем, государствами Ближнего и Среднего Востока, что в контексте нынешнего «переформатирования» мира выгодно всем государствам Большой Евразии. Проблема водно-энергетического комплекса ЦА регулярно поднимается на переговорах стран ЕАЭС. В декабре минувшего года на II Евразийском конгрессе был представлен проект скоординированного развития энергосистем и энергообмена между странами Союза, который, по заявлению председателя правления Евразийского банка развития Николая Подгузова, также позволяет решить вопрос основных дефицитных ресурсов ЦА при инвестиционной поддержке РФ.
Это подтвердил и глава российского правительства Михаил Мишустин.
Тем самым Россия демонстрирует предметную готовность заниматься комплексным решением водохозяйственных и энергетических вопросов региона, в том числе с позиций наднационального органа в формате ЕАЭС.
Будет ли создан такой орган, зависит исключительно от политической воли руководителей центральноазиатских государств, которые ранее, движимые суверенными амбициями, оставались в проигрыше все.
Это относится и к Казахстану, откуда недавно вновь прозвучало заявление об очередной попытке возродить трижды несостоявшийся проект.
Но на днях пришли и хорошие новости: на прошедшей в Чолпон-Ате IV Консультативной встрече глав государств ЦА Касым-Жомарт Токаев, заявив о том, что Центральная Азия должна стать зоной мира, процветания и всестороннего сотрудничества, предложил приглашать к работе на региональных площадках представителей России и Китая. «Мы не должны замыкаться в зафиксированных географических пределах. В работе Консультативных встреч лидеров Центральной Азии могли бы принимать участие в качестве приглашенных гостей высокие представители и других сопредельных государств, например, России и Китая», – сказал глава Казахстана.
Предложение, одобренное коллегами-президентами, внушает оптимизм по поводу того, что и в решении важнейшей региональной проблемы государства ЦА выйдут из синдрома дежавю и направят стопы в сторону широко распахнутой двери.
Читайте нас в: Яндекс.Дзен и Telegram
