Ровно 120 лет назад российский флот одержал одну из крупнейших в XX веке побед, а японский – разом лишился двух своих сильнейших линейных кораблей. Победа эта в значительной степени произошла не «благодаря», а «вопреки» – авторство её принадлежит скромному офицеру, не только выдвинувшему уместную инициативу, но и не испугавшемуся пойти против мнения начальства.
История капитана 2-го ранга Фёдора Иванова, пустившего ко дну броненосцы «Хацусэ» и «Ясима», лишний раз доказывает, что отдельный человек на войне отнюдь не просто «винтик». В решающий момент от одного человека может зависеть очень и очень многое.
Не поддавшийся унынию
Начало мая 1904 года российская Тихоокеанская эскадра, базировавшаяся в Порт-Артуре в Жёлтом море, встречала в мрачном расположении духа. За несколько недель до этого погиб на японских минах её флагманский корабль эскадренный броненосец «Петропавловск». Моряков до глубины души расстроила не только гибель корабля, но и смерть находившегося на его борту Деда – таково было неофициальное прозвище всеми любимого командующего вице-адмирала Степана Осиповича Макарова. Макаров, талантливый и агрессивный военачальник, пользовался безграничным авторитетом и равноценной замены ему так и не отыскалось. Временно прибывший ему на смену царский наместник Дальнего Востока вице-адмирал Евгений Алексеев пробыл в Порт-Артуре недолго. Он спешно оставил крепость, как только возникла опасность начала её блокады: 2-я японская армия под командованием генерала Ясукаты Оку численностью около 38,5 тыс. человек начала высадку на Ляодунском полуострове, примерно в сотне километров от Порт-Артура.
Высадку японского десанта можно было попытаться сорвать, но ни Алексееву, ни заменившему его в Порт-Артуре контр-адмиралу Вильгельму Витгефту такая мысль даже не пришла в голову. Витгефт, ставший флагманом случайно (он был начальником морского штаба наместника и принял руководство Тихоокеанской эскадрой чисто автоматически, по старшинству), устранился от активного командования и проявил крайнюю нерешительность. А в подобных случаях всегда действует афоризм, приписываемый Наполеону: о том, что войско баранов, возглавляемое львом, всегда одержит победу над войском львов, возглавляемых бараном.
Видя пассивность нового «командующего», личный состав эскадры погрузился в пессимизм. Особенно негативное впечатление на всех произвел отказ от любого противодействия японскому десанту. Тем не менее благодаря грамотно выстроенной Макаровым системе обороны крепости упадок духа не помешал русским морякам в ночь на 3 мая отбить атаку японских брандеров, намеревавшихся «закупорить» вход в гавань Порт-Артура.
Среди коллективного уныния нашёлся среди офицеров эскадры один человек, ему не поддавшийся. Он обдумывал план операции, которая вскоре принесёт неприятелю огромный урон. К сожалению, мы знаем до обидного мало о Фёдоре Николаевиче Иванове (он же Иванов-Шестой), авторе одной из самых выдающихся побед в истории отечественного флота. На момент описываемых событий капитану 2-го ранга Иванову сорок три года, а точная дата и обстоятельства его смерти (вроде бы в 1934 году, но это неточно) нам неизвестны. Иванов тянул стандартную лямку морского офицера до марта 1904-го, когда его назначили командовать минным заградителем «Амур», и ничего необычного или выдающегося в его карьере не было. Но, получив под своё командование этот корабль, Фёдор Николаевич нашёл способ развернуться – да ещё как!
Капитан 2-го ранга (в будущем – вице-адмирал) Ф.Н. Иванов
Иванов решил отплатить японцам их же монетой. Незадолго до того неприятель, зафиксировав обычный маршрут, которым русская эскадра двигается на выходе из Порт-Артура, ночью тайком набросал туда мин, что и привело к гибели «Петропавловска». Иванов же обратил внимание на то, что японские броненосцы, приходя крейсеровать под Порт-Артуром, тоже пользуются одним и тем же маршрутом. Почему бы не попытаться подловить неприятеля? Со своей идеей кавторанг отправился к Витгефту. Одобрить-то её командующий 14 мая (1 мая по старому стилю) одобрил, но… Чересчур осторожный Витгефт велел Иванову ограничить минную постановку восьмимильной прибрежной зоной.
Разум, хладнокровие и удача
В тот же день, 14 мая, Иванов, воспользовавшись упавшим туманом, вышел на «Амуре» из гавани в сопровождении нескольких миноносцев охранения. Скорость исполнения и туман сыграли крайне на руку, учитывая развитую японцами систему шпионажа. «Я уже говорил о той изумительной осведомлённости, которую проявляли японцы, с уверенностью ходившие между поставленными нами заграждениями, никогда на них не натыкаясь. Очевидно, среди китайского населения Квантуна у них имелись не только простые шпионы, но и опытные штурманы, наносившие на карту каждое движение наших судов. Впрочем… мог быть и другой путь – добыть копию секретного предписания. Пожалуй, это было проще…» – с грустью отмечает в своих записках морской офицер Владимир Семенов.
Выйдя в море, Иванов, не испугавшись обвинений в самоуправстве, решил выставить мины дальше пределов указанной ему Витгефтом восьмимильной зоны. Позже он откровенно указывал в своём рапорте: «Пройдя 6, а затем и 8 миль от Порт-Артурского маяка, т. е. приблизительно указанное мне для постановки место, я решил воспользоваться благоприятствовавшими мне обстоятельствами и поставить минную банку дальше, а именно в расстоянии в 100–110 каб. от Золотой горы, где по моим наблюдениям за последнее время чаще всего держались блокирующие нас большие неприятельские суда, а потому прошел дальше и в расстоянии 10 миль от Порт-Артурского маяка поднял сигнал: "повернуть всем вдруг влево на 8 румбов", т. е. на курс ост. На этом курсе пробежал две мили, после чего по сигналу "повернуть всем вдруг на 8 румбов вправо" вновь совместно с миноносцами лег на курс, параллельный выходному створу, уменьшил ход до 6 узлов и приказал миноносцам держаться впереди транспорта. По исполнении миноносцами последнего сигнала начал постановку минного заграждения».
Минный заградитель «Амур»
На борту «Амура» было полсотни мин. Когда тридцать пять из них встали на якоря в выбранном районе, Иванов увидел сквозь слегка рассеявшийся туман силуэт какого-то судна, находившегося слева от «Амура». Одновременно корабельный радиотелеграфист начал ловить вражеские сообщения. Иванов предположил, что это один из японских крейсеров, которые перед выходом «Амура» удалились на юго-восток и теперь возвращались в окрестности Порт-Артура. Кавторанг, сохраняя хладнокровие, довел постановку до конца. Корабельные минёры, понимая, что успех операции зависит от её скрытности, стремясь отомстить за «Петропавловск», работали быстро.
Когда все мины заняли отведённые им места, Иванов скомандовал возвращение. «Тотчас же по повороте на последний курс вновь увидел дым впереди по носу. Полагаю, что это был дым от эскадры броненосцев, которая держалась за Ляотешаном (горный массив к юго-западу от Порт-Артура. – Авт.). Присутствие неприятельских судов почти на траверзе у меня дало мне уверенность, что я не ошибся в выборе места для постановки минной банки», – подчёркивал командир. Теперь осталось ждать результата, и ожидание не затянулось.
Рано утром следующего дня, 15 мая (2 мая), под Порт-Артуром показалась японская эскадра в составе эскадренных броненосцев «Хацусэ», «Ясима», «Сикисима» и крейсера «Касаги». То двигалось 2-е соединение 1-го боевого отряда японского флота под командованием контр-адмирала Насибы Токиоки. Японцы, расслабившись, совершали рутинное уже патрулирование у Порт-Артура. Тревожиться им было не из-за чего – они знали, что после гибели Макарова деморализованная русская эскадра отстаивается в гавани. С берега за японцами внимательно следили русские наблюдательные посты.
Неприятель сначала двигался западным курсом, затем развернулся в обратном направлении – на восток. К десяти утра вражеская эскадра вошла в зону минного заграждения. В 09.55 громыхнуло под кормой 14850-тонного 133-метрового трёхтрубного красавца «Хацусэ», двигавшегося первым в японской колонне.
Двойная катастрофа
Практически новенький (введён в эксплуатацию в январе 1901-го) гигант британской постройки «Хацусэ» являлся одним из самых больших и сильных кораблей мира: четыре 12-дюймовых (305-мм), 14 6-дюймовых (152-мм) орудий, 34 пушки меньших калибров, четыре торпедных аппарата. Благодаря мощной броне (на отдельных участках её толщина достигала 356 мм) он считался малоуязвимым для артиллерийского огня, но русская мина ударила в одно из самых «чувствительных» мест этого мастодонта. Вода затопила рулевое отделение, был повреждён один из винтов, машины остановились, броненосец накренился на правый борт.
Оценив ситуацию, контр-адмирал Насиба приказал изменить курс, но при выполнении поворота подорвался двухтрубный «Ясима». Несколько более старый, чем «Хацусэ» (введён в эксплуатацию в 1897 году) и уступавший ему в размерах (12250 тонн водоизмещения, длина 126 метров), он был почти столь же мощно вооружён: четыре 12-дюймовки, 10 6-дюймовок, 24 мелкокалиберных орудия, пять торпедных аппаратов. К терпящему бедствие «Хацусэ» подошёл крейсер «Касаги», чтобы взять его на буксир, но не успел. Обездвиженный броненосец сносило течением, и в 11:33 под его корпусом взорвалась вторая мина, вызвавшая детонацию кормовых погребов боезапаса. Над кораблем взвилось чудовищное облако дыма, третья дымовая труба и грот-мачта рухнули за борт, и в течение полутора минут «Хацусэ» скрылся под водой. Японцы вытащили из воды Насибу и капитана корабля Накао Юри, 31 офицера и унтер-офицера и 317 матросов (многие их которых были ранены и обожжены). Погибли же 36 офицеров и унтер-офицеров и 457 матросов.
Владимир Семенов, служивший тогда на крейсере «Диана», вспоминает, что при появлении японской эскадры они с коллегами сидели за завтраком в кают-компании. «Никто не шевельнулся – так и полагалось, согласно последним принятым решениям… Вдруг наверху послышались беготня, восклицания и затем какой-то стихийный рёв, проникший до самых трюмов, откуда, как слышно было по топоту ног о железные трапы, все мчалось на палубу… "Японец! На мине!" – выкрикнул вместо доклада унтер-офицер, присланный с вахты… Что творилось наверху!.. Люди лезли на ванты, на мачты, стараясь подняться как можно выше, надеясь в просветы между Золотой, Маячной и Тигровой горой увидеть что-нибудь своими глазами… Старший артиллерист, забыв ревматизм, бежал на марс, мичмана громоздились под самые клотики… Внезапно на Золотой горе, на окрестных возвышенных батареях с новой силой вспыхнуло "ура"!.. "Второй! Второй!.. Потонул!" – ревели засевшие под клотиками мачт… Им даже не сразу поверили… Но вот повсюду замелькали семафорные флажки, на мачте Золотой горы взвился сигнал: "Японский броненосец затонул" … Сомнения не было…» – повествует Семенов.
Японцы не могли понять, что стало причиной катастрофы: мины или подводные лодки? Оставшийся на плаву, но накренившийся «Ясима» стал уходить на буксире «Сикисимы». Однако вскоре стало понятно, что спасти его не удастся: пробоина оказалась слишком велика. Исчерпав все возможности борьбы за живучесть броненосца, экипаж «Ясимы» перешёл на другие японские корабли, а сам он около 18.00 опрокинулся и затонул близ острова Энкаунтер-рок. Так в одночасье японский флот лишился двух из шести своих линейных кораблей.
Увы, в глазах русских моряков эффект этой победы оказался подмочен тем, что Витгефт, изверившись в возможности каких-либо успехов, не распорядился заблаговременно развести пары на своих кораблях. Из-за этого эскадра вышла в море слишком поздно и не успела догнать и уничтожить остатки вражеского отряда. Однако потерей «Хацусэ» и «Ясимы» «чёрная дата» японского флота не исчерпалась: несколькими часами раньше их гибели враг потерял крейсер «Иосино» (столкнувшийся с другим судном и затонувший почти со всем экипажем) и налетевшее на русскую мину посыльное судно «Мияко»…
Читайте нас в Яндекс.Дзен и Telegram
