Интеграционные процессы на Евразийском континенте за последние несколько десятилетий продемонстрировали всю сложность создания зоны, которая бы была абсолютно свободной и лишенной экономических, политических и иных противоречий. Наиболее успешным проектом сегодня многие считают Европейский союз (ЕС), который начал свое существование на основании Маастрихтского соглашения 1992 года. Для большинства стран постсоветского пространства именно ЕС стал образцом для подражания и главной целью всей внешнеполитической деятельности.
Вместе с тем оказалось, что принимать всех желающих в свою «дружную» семью европейские государства совершенно не желают, лишь приманивая потенциальных партнеров разговорами о прекрасном будущем и благополучии в случае вступления в Союз. Более того, процессы, которые в последнее время наблюдаются в Евросоюзе, все больше ставят под вопрос его жизнеспособность и перспективы в будущем.
Одновременно на континенте продолжает формирование новых интеграционных образований, постепенно превращающихся в прямых конкурентов ЕС, среди которых особое место занимает Евразийский экономический союз. И если еще несколько лет назад многие верили в то, что эти два объединения вполне могут создать своеобразный торгово-экономический симбиоз, то сегодня стало очевидно, что ни о каком едином пространстве от «Лиссабона до Владивостока» речи быть не может из-за разности не только политических подходов в ЕС и ЕАЭС, но и их экономических моделей.
Те, кто на постсоветском пространстве долгое время рассматривал европейскую интеграцию в качестве образца, зачастую упускал тот факт, что к подписанию Маастрихтского соглашения европейские страны шли не один десяток лет и имели к моменту объединения примерно схожие экономические условия. В частности, для перехода от секторальной интеграции, начавшегося в начале 1952 г., к этапу построения общего рынка государствам Европы потребовалось 35 лет. Созданный в 1968 г. таможенный союз до 1992 г. и вовсе сохранял внутренние барьеры пусть и с целью ограничения появления на рынке некачественных товаров.
Более того, после мирового экономического кризиса 2008-2010 гг. экономическая модель ЕС все чаще стала подвергаться критике. Впоследствии в связи с ростом внутренних противоречий, усиления диктата со стороны Брюсселя, а через него и США к интеграции на европейском пространстве начали относиться более сдержанно и критично, а в Евросоюзе даже развернулась дискуссия о перспективах деевропеизации.
Евразийский экономический союз является значительно более молодым интеграционным объединением, чем ЕС, а его участники прошли многие этапы сближения не за десятилетия, а за гораздо более короткий срок. Например, с момента появления Таможенного союза в 2010 году до начала функционирования ЕАЭС прошло менее пяти лет. При этом, в отличие от ЕС, где политика в последние годы стала играть главенствующую роль, а наднациональные институты фактически полностью приняли на себя функцию руководства странами-членами объединения, ЕАЭС по-прежнему ограничивается только экономическими целями – повышением уровня жизни, формированием единого рынка товаров, услуг, капитала и трудовых ресурсов, наращиванием конкурентоспособности стран-участниц и пр. По сути Евразийский союз так и не стал политической организацией, а занимается только вопросами экономики.
Несмотря на то что оба объединения декларируют схожие модели интеграции, говорить о том, что ЕАЭС копирует механизмы и процессы, работающие в ЕС, нельзя. Тем более что за многими политическими лозунгами и обещаниями Брюсселя на практике скрываются совершенно иные условия для тех, кто решил сблизиться с объединением. Ярким примером этого является ситуация со странами постсоветского пространства и в первую очередь, конечно, Украиной, которые получили от различных форматов сближения с ЕС или вхождения в него увеличение внешнего долга, систему квот и ограничений на производство внутри стран и экспорт, а также полное подчинение своих экономик интересам крупных европейских игроков. Дополнительной проблемой для многих членов ЕС стала и зона евро, которая, по сути, лишила их финансового суверенитета, подарив взамен рост цен и ограничения во внешней торговле.
В то же время в ЕАЭС сегодня не идет речи о создании собственной денежной единицы, а упор делается на торговлю в национальных валютах всех участников объединения, что создает дополнительные стимулы для подержания и укрепления финансовых систем евразийской пятерки, а также снижения зависимости от евро и доллара как во внутренней, так и внешней торговле.
Кроме того, в ЕС и ЕАЭС по-разному относятся к поддержке стран с более низкими социально-экономическими показателями, что оказывает серьезное влияние на их развитие. Например, в ЕС механизм распределения связан с так называемой Программой сплочения, по которой из европейских структурных и инвестиционных фондов финансируются страны с ВВП на душу населения ниже 90% от средних показателей всех участников Союза. Причем, как правило, основными донорами этой программы являются Германия, Франция, Италия и Нидерланды, а получателями – страны Восточной Европы, в первую очередь Польша, республики Прибалтики, Румыния, Чехия и пр.
В ЕАЭС же подобные программы поддержки стран финансируются Евразийским фондом стабилизации и развития (ЕФСР), где основным донором является Россия. В отличие от ЕС, где в последнее десятилетие финансирование различных программ прямо или косвенно увязывается с политическими мотивами и интересами ведущих стран Союза, в ЕАЭС кредиты выделяются на обеспечение финансовой стабильности, бюджетной устойчивости, улучшение делового климата и развитие интеграции внутри объединения. Последнее важно понимать тем, кто хочет стать частью «европейского сада», где сегодня нет никакой самостоятельности, а кредиты, гранты и различные программы поддержки превратились в инструменты шантажа и внешнего управления.
Еще одной отличительной чертой ЕАЭС являете то, что из-за специфики своих экономик большинство стран объединения ориентированы на российский рынок. При этом стоит понимать, что доля их экспорта в страны ЕС остается высокой только благодаря поставкам туда природных ресурсов и сельхозпродукции, но никак не промышленных или высокотехнологичных товаров, так как ведущие страны Евросоюза рассматривают постсоветское пространство лишь как ресурсную базу и место сбыта своей продукции. В то же время в ЕАЭС в последние годы ставка делается на промышленную кооперацию, развитие импортозамещения и повышение конкурентоспособности национальных экономик на мировом рынке.
Немаловажный отпечаток на экономические модели двух объединений накладывает и обеспеченность их ресурсами. Так, в ЕАЭС есть практически все природные богатства, и имеется высокий энергетический потенциал. На страны объединения приходится около 15% мировой добычи нефти, более 20% – газа и почти 10% – производства электроэнергии. В то же время ЕС не в состоянии полностью обеспечить себя большинством ресурсов и вынужден их импортировать, что не позволяет снизить себестоимость производимой в Союзе продукции со всеми вытекающими из этого последствиями. Более того, сложившийся ресурсный дисбаланс превращает бывшие республики СССР в глазах европейских стран не в равноправных партнеров, а в своеобразные кладовые, из которых необходимо взять все, что возможно и по минимальной цене.
Необходимо помнить и о таком важнейшем ресурсе, как люди. В данном случае численность и плотность населения ЕС гораздо больше, чем в ЕАЭС, но прирост численности имеет иную тенденцию. Например, с конца 1990-х годов за два десятилетия данный показатель в Евросоюзе был около 0,26%, в то время как в странах Евразийского союза – 0,31%. Кроме того, из-за более высокой продолжительности жизни в ЕС наблюдается ускоренное старение населения и рост социальной нагрузки, чего лишено большинство стран ЕАЭС. Более того, следует помнить, что в ЕС на сформировавшийся много лет назад рынок труда в последние годы оказывает серьезное влияние миграционный кризис, в результате которого в Евросоюзе оказалось огромное число мигрантов из стран Ближнего Востока, Северной Африки и Азии. Многие из новоприбывших не только не являются квалифицированными кадрами, но и становятся серьезной нагрузкой для бюджетов европейских государств, не работая, но получая различные пособия и льготы.
В то же время в ЕАЭС рынок труда все еще находится на этапе построения, а миграционные потоки не подвержены внешнему влиянию, оставаясь по большей части внутренними.
Различны в двух объединениях и подходы к техническим стандартам, фитосанитарным нормам, таможенным тарифам и многому другому. Причем в данном случае следует учитывать, что в ЕАЭС многие нормы куда более мягкие, чем в ЕС, и не регламентируют каждый шаг производителей в интересах ведущих мировых игроков и крупных транснациональных компаний. Более того, существующий в рамках Евразийского союза «мягкий» интеграционный формат в виде Зоны свободной торговли (ЗСТ) позволяет объединению расширять число участников интеграции и свое экономическое влияние даже за пределы континента, чего нельзя сказать о Евросоюзе.
При этом в ЕАЭС есть несколько разноуровневых форматов сближения со странами, не входящими в него, среди которых не только ЗСТ, но и различные непреференциальные торговые соглашения, меморандумы о сотрудничестве и пр. И каждая из форм сотрудничества в Евразийском экономическом союзе предполагает компромисс, в то время как в ЕС предлагается просто выполнять поставленные Брюсселем требования, которые зачастую не соответствуют национальным интересам потенциальных стран – партнеров.
В целом же, стоит заметить, что недавние слова вице-премьера России Алексея Оверчука о том, что «ЕС и ЕАЭС несовместимы», имеют под собой не только политическое, но и социально-экономическое обоснование. Европейский союз по своей сути является наследием колониальной системы, где главенствующие ранее державы продолжают определять, кому и как следует жить, не допуская излишнего развития стран «второго» эшелона, к которым относятся государства как Восточной Европы, так и Центральной Азии, и Кавказа.
В свою очередь, ЕАЭС в силу особенностей экономик стран – участниц, а сегодня и геополитической обстановки вокруг России и Белоруссии, предоставляет каждому из его участников возможность развиваться с учетом его собственных национальных интересов. Именно отсутствие диктата и равноправие можно считать главной чертой Евразийского экономического союза, коренным образом отличающей его от ЕС. В этой связи вряд ли кому-то удастся одновременно быть участником сразу двух объединений, так как ЕС не нужны экономически и политически независимые партнеры, а в ЕАЭС больше не потерпят попыток навязать себе внешнее управление в интересах западных игроков.
Хотелось бы, чтобы в первую очередь об этом задумались в Ереване. Процитированные выше слова А. Оверчук произнес не просто так, а реагируя на раздающиеся из коридоров власти Армении слова о желательности и перспективности вхождения страны в Евросоюз. Премьер Никол Пашинян не далее как в мае заявил о желании вступить в ЕС уже в текущем году. В стране уже ведутся дискуссии о возможности проведения референдума относительно такого вступления.
Процитируем вице-премьера России более полно: «Но нужно также понимать, что ЕС и ЕАЭС несовместимы. Те выгоды, которая какая-то страна получает от близости с Россией, надо воспринимать в качестве платы, которую мы платим за свою безопасность и стратегическую глубину. Поэтому приход каких-то внерегиональных игроков туда будет, конечно, иметь последствия. Мы здесь не занимаемся подарками. Мы заинтересованы в стабильной Армении, в хороших торговых отношениях, хороших братских отношениях».
Так что к сведению тех в Ереване, кто надеется усидеть одновременно на двух стульях: их расчеты прорваться в Евросоюз, заполненный исключительно противниками России, и при этом получать все экономические преференции от членства в ЕАЭС, построены на песке.
Читайте нас в: Яндекс.Дзен и Telegram
