Павел Иванович Мищенко – ещё одно имя на карте дореволюционной России, нуждающееся в нашей памяти. Отважный казачий атаман, участник многих войн России, славных походов и битв, он прославился в 1904-05 гг. Немолодой уже военачальник, он нашёл с началом войны с японцами свою «специализацию»: дерзкие рейды вглубь вражеских порядков, по неприятельским тылам. Мищенко проводил эти рейды со свойственными ему энергией и находчивостью и всегда уходил из японских ловушек.
Вглубь корейской территории
К началу русско-японской войны Мищенко подошёл в солидном возрасте: за плечами у 52-летнего война была и русско-турецкая война, и участие в знаменитых среднеазиатских походах русской армии – Хивинском и Ахал-Текинском. Что существенно для данного рассказа, на Дальнем Востоке Павел Иванович новичком тоже не являлся: в 1899 году его направили туда на должность помощника начальника охраны строящейся российской Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). В 1900-1901 гг. он в составе российского воинского контингента участвовал в подавлении вспыхнувшего в Китае восстания ихэтуаней («боксёров»), показав себя толковым и храбрым командиром. На исходе 1900-го Мищенко удостоился ордена св. Георгия 4-й степени: как сказано в формуляре, «за выдающиеся подвиги во время военных действий в Манчжурии». Отмечалось, что Мищенко, «будучи окружён в Манчжурском районе во много раз превосходящими силами китайцев, успел пробиться с вверенными ему чинами, нанеся китайцам большой урон и не оставил в руках неприятеля трофеев».
В 1901 году Павел Иванович был произведён в генерал-майоры, а двумя годами позже его определили командовать отдельной Забайкальской казачьей бригадой.
Когда в 1904 году Япония напала на Россию, Мищенко принял участие в боевых действиях практически с самых первых их дней. Как известно, самым ярким эпизодом начала войны стал бой в корейском порту Чемульпо «Варяга» и «Корейца» с намного превосходящей японской эскадрой. Но широкая публика не помнит, что японцы заявились в Чемульпо не столько для расправы с двумя русскими кораблями, сколько для высадки там частей своей 1-й армии под командованием Тамэмото Куроки численностью около 42,5 тыс. человек. Оттуда они направились в сторону российской армии, находившейся в Манчжурии.
Повинуясь приказу временного главкома Манчжурской армии генерала Н.П. Линевича, Мищенко отправил разъезды вдоль пограничной реки Ялу, разделяющей Китай и Корею, и к 9 февраля (все даты приводятся по старому стилю) занял город Ичжу. В его распоряжении на тот момент имелись 1-й Аргунский и две сотни 1-го Читинского казачьего полка, 1-я Забайкальская казачья батарея и охотничья команда (добровольцы) 15-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Далее мищенковцы направились к Пхеньяну, но оказалось, что он занят японцами. 1-я сотня Читинского полка столкнулась близ города с японскими кавалеристами, обратила их в бегство, попала под огонь с городских стен и, в свою очередь, отступила. 14 февраля пришёл приказ военного министра А. Н. Куропаткина, едущего принять командование Манчжурской армией, отступить к Ялу, дабы не терять людей.
По словам Мищенко, «движение наше назад произвело на корейцев (рассматривавших россиян в качестве союзников в борьбе с японской оккупацией. – Авт.) неблагоприятное впечатление». Но спорить с приказами начальства не приходилось, и отряд Мищенко вернулся в Ичжу. Вокруг города курсировали казачьи разъезды, забиравшиеся порой очень далеко от основного отряда. Павел Иванович намеревался не выпускать противника из вида, перехватывать его разведчиков и высланные в рейды вражеские подразделения, уничтожать по возможности неприятельские склады.
26 февраля Мищенко, получив данные о прибытии в Сеул 20-тысячной японской армии, самолично выдвинулся для проверки этих сведений в сторону неприятельских позиций. Устроив временную базу в городе Касане, Мищенко с 6-й сотней Аргунского полка «щупал» врага и получал свежие данные о его противнике. 4 марта противник укрепился в корейском городке Анчжу и занял Пакчен. На следующий день люди Мищенко сорвали попытку неприятеля переправиться близ Пакчена через реку Пакченган (Пукханган).
Уход из ловушки
В ночь на 6 марта двое русских казаков, осуществлявших посыльную миссию, встретили между Касаном и городом Чонджу японский разъезд. Наутро японцы заняли уезд Йонбён. Узнав об этом, Павел Иванович понял, что японцы стараются обойти его с севера. Поэтому 10 марта он велел своему отряду сняться с места с тем, чтобы держаться на левом фланге авангардов противника, двигающегося на северо-запад. Одновременно люди Мищенко вступали в боевые контакты с японцами у Чонджу. Многоопытный Павел Иванович понимал, что враг пытается охватить его с флангов, однако не сомневался, что успеет за трое суток дойти до Ялу, где уже была готова переправа. Генерал видел свою задачу в том, чтобы «подсвечивать» передвижение неприятеля. Он намеревался выйти к Ялу 14 марта, имея на руках как можно более полную информацию о силах врага. Но его планы изменились, когда ему доставили послание Линевича, адресованное генерал-майору Николаю Кашталинскому – подчинённому Мищенко, сторожившему переправу через Ялу.
Линевич, в целом положительно оценивая ход операции, сожалел о том, что «Мищенко не потрепал японцев». Поэтому Павел Иванович решил перед уходом на ту сторону Ялу провести рейд на занятый японцами Чонджу. Утром 15 марта он был под стенами этого города с шестью казачьими сотнями. Разделившись на три колонны, люди Мищенко начали входить в Чонджу, но внезапно левую колонну обстреляли из-за ближайшей сопки. Павел Иванович немедленно велел казакам спешиться, перестроиться в цепи, рассыпаться по сопкам вокруг города и залечь. Перестрелка с засевшими в городе японцами продолжалась полчаса, а потом на дороге показались три японских эскадрона, спешивших на выручку соплеменникам. Два эскадрона успели проскочить в Чонджу, а третий был взят мищенковцами «в шашки» и рассеян.
Через час к месту боя подоспели четыре роты японской пехоты, сделав взятие города невозможным. Мищенко велел коноводам подать спешенным сотням лошадей. Казаки подобрали своих раненых, организованно отошли от Чонджу по лощине между сопками и отступили в полном порядке. В этом деле отряд Мищенко потерял троих убитыми и шестнадцать человек ранеными. Дальнейшее пребывание в Корее, переполненной японскими войсками, несло огромный риск, и отряд Мищенко вышел к Ялу. Незадолго до этого на реке начался ледоход, вода была очень холодная, поэтому лошадей пришлось переправлять в лодках. Переправа одной сотни занимала не менее трёх часов. То и дело происходили разные ЧП: то испугавшаяся лошадь перевернёт лодку резким движением, то усилившийся ледоход заставит временно отложить переправу тех, кто ещё находился на корейском берегу.
Последним Корею покинул 20 марта Мищенко со своим штабом. Вместе с несколькими сотнями он защищал переправу от возможной атаки японцев. Те, однако, не осмелились приблизиться к отряду менее чем на 30 вёрст. Пришло время подвести итог этой операции: отряд Мищенко провёл в Корее чуть менее полутора месяцев, столкнувшись с трудностями в виде нелёгких погодных условий, начавших раскисать дорог и недостатка фуража. При этом Павел Иванович со своими людьми, проникнув на глубину в сотню верст от корейско-китайской границы, наносил врагу чувствительные уколы и собрал важные сведения о численности неприятельских армий. Если бы Мищенко поддержала Манчжурская армия всеми своими силами, то корейский рейд мог бы принести врагу куда больше неприятностей. К сожалению, чрезмерно острожный Куропаткин был последовательным сторонником принципа «не рисковать».
С самого начала войны Мищенко пользовался репутацией человека совершенно неутомимого, двужильного. Но доставалось это непросто. Вот что он говорил сопровождавшему его отряд военному корреспонденту В.А. Апушкину: «Старики вообще мало спят. А я, если бы и хотел считать себя молодым, не могу. Я начальник отряда. Меня разбудят ночью раз шесть разными донесениями и приказаниями. После каждого из них не скоро уснёшь. Их надо продумать, поставить новые сведения в связь со старыми, взвесить их правильность, их основательность, сообразить, чего можно ждать дальше, и отдать соответствующие распоряжения. Покончил с одним, усталь взяла своё, пересилила мозговое возбуждение, мешающее спать, задремал, – снова тянут за ногу, толкают в бок, суют новый пакет. И опять пошла та же работа. Слава Богу, что до сих пор ещё креплюсь…»
Рейд на Инкоу
В дальнейшем Забайкальская казачья бригада Мищенко сдерживала в мае-июне наступление японцев на населённые пункты Гайджоу и Сахотан, а во время битвы под Ляояном (август 1904-го) прикрывала правый фланг русских войск во время их отхода к Мукдену. В августе Мищенко за его героизм был пожалован в свиту Его Величества и награждён золотой шашкой, усыпанной бриллиантами. Но лучше драгоценных камней шашку украшали надписи: «За храбрость» и «За отражение атаки японцев у Сендяю 10, 13 и 14 июля сего года». Двумя месяцами позднее последовало производство в чин генерал-лейтенанта с назначением генерал-адъютантом Его Величества.
Во время одного из боёв в декабре 1904 года Мищенко получил пулевое ранение в коленную чашечку, что не помешало ему несколькими неделями позже отправиться в самое громкое дело под его руководством – в рейд на Инкоу, занятый японцами железнодорожный узел и порт на берегу Жёлтого моря. Павел Иванович, в распоряжении которого было 7 тысяч конников с 22 орудиями и пулемётами, выступил в этот поход 27 декабря 1904 г. (9 января 1905 по новому стилю). Для Мищенко не было секретом, что местность кишит японскими шпионами (вообще, систему шпионажа подданные микадо выстроили почти идеальную), поэтому залогом успеха служила быстрота.
Расшвыривая, словно тараном, японские разъезды и банды китайских хунхузов, отряд Мищенко 29 декабря достиг Инкоу – прошёл, как нож сквозь масло. В городе находились японские склады, на которых хранилось огромное количество разных припасов. К сожалению, корпус Мищенко задержался на три часа у деревни Тахаукхен, что позволило японцам подтянуть в Инкоу подкрепления. 30 декабря люди Мищенко, споро развернув в сторону японцев стволы своих конных артиллерийских упряжек, открыли огонь, да столь удачно, что многочисленные армейские склады загорелись и потом горели несколько суток. Довольно слабым утешением для врага стало то, что японские артиллеристы и пулемётчики, пристрелявшись при ярком свете пожаров, отбили две попытки штурма.
Потеряв до двухсот казаков, Мищенко хотел повторить атаку, но ему сообщили с линии дозоров, что на выручку гарнизона Инкоу приближается большой японский отряд в пять батальонов. Русская конница отступила от горящего Инкоу и начала отход в расположение Маньчжурской армии. Японский маршал Ояма, обеспокоенный столь глубокой русской диверсией, начал спешно стягивать войска, пытаясь перехватить отряд Мищенко. Одна из его колонн была окружена японцами у деревни Синюпученза, но 24-й и 26-й донские полки бросились на противника с такой яростью, что заставили противника отступить. Помимо всего прочего, люди Мищенко в шести местах взорвали железную дорогу, по которой противник намеревался перебросить на новый театр военных действий армию генерала Ноги из-под сдавшегося Порт-Артура. На месте одного из взрывов потерпел крушение японский паровоз, несшийся с максимальной скоростью.
После этой операции Мищенко крепко критиковали за «нерешительность» и за то, что железную дорогу повредили в недостаточной степени: японцы быстро её починили и перебросили-таки армию Ноги. Однако уничтожение складов в Инкоу и возвращение с небольшими потерями является свидетельством того, что Мищенко поставленную задачу выполнил.
