На днях заместитель министра экономического развития РФ Дмитрий Вольвач выдал на-гора сенсационное в некоторых смыслах заявление о том, что сколько-нибудь реальные планы по введению единой валюты для ЕАЭС или Союзного государства России и Беларуси отсутствуют. Своё мнение чиновник мотивировал тем, что на данный момент коммерческие операции между странами-участницами этих объединений осуществляются с использованием национальных валют, доля которых превышает 90% в рамках ЕАЭС и достигает 95% в контексте экономики Союзного государства. Притом с рекордным ростом взаимной торговли.
В общем, ничего странного, если бы такая фраза была сказана в девяностые или нулевые, когда даже зарплату в конвертах на постсоветском пространстве выдавали нередко в долларах. Тогда, под конец нулевых, к примеру, в Беларуси в качестве основной базовой обменной единицы при неофициальных расчётах наличкой вообще почти исключительно перешли на евро, из-за чего аббревиатура «у.е.» шутливо расшифровывалась как «убогий евро».
Но сегодня, напомним, в БРИКС усиливается стремление к дедолларизации.
Едва ли не главным интересантом перехода БРИКС на общие деньги, пусть для начала для ограниченной части внутренних расчётов, выступает сегодня Иран. В Тегеране не скрывают, что рассчитывают с помощью единой валюты стабилизировать внутренние финансы, обрести нечто вроде якоря для иранского риала и заодно подавить инфляцию внутри страны. Банкиры из Исламской Республики уже дали понять партнёрам как по БРИКС, так и в ЕАЭС, что активно работают над технологиями перехода на общую систему расчётов вместо монопольной SWIFT. И даже не имеют ничего против использования в интеграционных структурах цифровых аналогов тому же биткоину.
Оптимизма сторонникам более глубокой финансовой интеграции добавляет несомненный успех Банка БРИКС, к которому подтягиваются всё новые партнёры.
При этом ставка на Иран подкрепляется тем, что это для остальных членов объединений – своего рода сторонний партнёр с почти гарантированным нейтралитетом по отношению к наиболее крупным экономикам, таким как у Китая, Индии, Бразилии или России. В нынешней непростой ситуации многие уверены, что только Ирану сейчас под силу удержать Армению в ЕАЭС и даже в ОДКБ. Но надо помнить, что у данной структуры в Тегеране есть масса прямых противников, считающих, что её влияние, даже любой намёк на сотрудничество способны подорвать авторитет небезызвестного КСИР. Но данные опасения всё-таки слишком далеки от дискуссии об общих финансах, тем более что ввести в оборот в рамках БРИКС или ЕАЭС что-то цифровое на сегодня уже не составит труда.
Скорее всего, приходится принимать как данность, что в БРИКС общих денег не будет никогда, особенно с учётом традиционного недоверия Китая и Индии другу к другу. Но зато общие расчёты уже хоть сегодня вполне можно ввести без оглядки на SWIFT и на доллар. Не потому ли даже общие разговоры про альтернативу доллару в БРИКС, напомним, так обеспокоили, можно сказать взбесили, президента США Дональда Трампа?
Но БРИКС всё же куда менее обязывающее по части экономики и финансов объединение в сравнении с ЕАЭС, опирающийся на многолетний опыт Таможенного союза. ТС не только дал почти полную свободу торговли между членами, но и стимулировал глубокую унификацию целого ряда норм и правил, причём не только в торговле. При этом едва ли не главное, что партнёры по ЕАЭС избавились от страха перед Россией. Ведь как только с ЕАЭС начнёт активно сотрудничать Узбекистан, а за ним и Туркмения с Таджикистаном, можно будет уже не бояться ни общих денег, ни общей системы расчётов.
Напомним, что в ЕАЭС курс на финансовую консолидацию мог быть взят уже много лет назад. Ещё в январе 2012 года президент Беларуси Александр Лукашенко высказывался в пользу создания новой валюты для Единого экономического пространства (ЕЭП), которую он называл «евразийским евро». Он утверждал, что Россия и Казахстан поддерживают эту идею. Однако, по его словам, внедрение такой валюты не предвидится в ближайшее время. До этого схожие мысли высказывал тогдашний президент Казахстана Нурсултан Назарбаев.
Что касается единой валюты России и Беларуси, то у многих экономистов в России сложилось мнение, что для Союзного государства уже де-факто имеется необходимая валюта – российский рубль. По всей видимости, оно спорное с учётом того, что из Москвы слишком многие привыкли смотреть на экономики соседей предельно упрощенно и свысока – как на менее объёмные, полагая, что они потому и более слабые.
Такой подход может быть приемлем для российских потребителей белорусской продукции, поскольку цены на неё в России, безусловно, станут более демократичными после того, как магазины и отделы с белорусскими товарами массово позакрывались в связи с падением российского рубля. По ценам, соизмеримым с российскими, потребительский спрос настолько снизился, что белорусы уже и аренду едва покрывали в лучшем случае. Для наших же партнёров по Союзному государству и ЕАЭС вариант с переходом на российский рубль проблематичен и с политической точки зрения.
Во-первых, рядовой житель страны от дешевых энергоносителей, закупаемых за девальвированные российские рубли, не сильно выигрывает. Это не актуально для рядовых граждан, которых интересуют цены на коммуналку, газ, воду, электричество, продукты, поездки.
Во-вторых, девальвированная денежная единица точно не интересна в Беларуси никому, насколько бы ни превышал объём российской экономики белорусскую. Ко всему прочему, с политической точки зрения введение единого российского рубля будет для Беларуси означать, судя по мнению многих тамошних аналитиков, этап начала конца государственности. Тем более что в Союзном договоре такие моменты не были предусмотрены.
Так в чём на текущий момент может заключаться практическое решение вопроса дедолларизации для ЕАЭС, ШОС и даже БРИКС?
В попытках ответить на такой стратегический по сути вопрос вернёмся к Ирану, с которым ситуация крайне интересная. Он, учитывая его связи и договоры с ЕАЭС и намёки на желание вступить в организацию, давно выдвигал предложения о применении российского рубля в качестве основной валюты для стран Евразийского экономического союза. Это желание вполне логично. Относительно стабильные в краткосрочном плане белорусский рубль, кыргызский сом, армянский драм не обладают достаточной мощностью эмиссионных центров, чтобы стать резервной валютой объединения, в отличие от девальвированных российского рубля и казахстанских тенге. Крупный бизнес этих стран, экспортёров сырья, это не смущает, потому что ему выгодно.
Однако девальвация российского рубля – «пустяки» по сравнению с иранскими финансовыми реалиями. Уже несколько лет подряд на валютном рынке Ирана ситуация упорно движется в сторону гиперинфляции. Очевидно, может повториться сценарий Зимбабве, которое в результате таких процессов отказалось в свое время от нацвалюты, переведя расчёты на доллар США. По сравнению с динамикой иранского риала динамика российского рубля выглядит, можно сказать, респектабельно, поэтому в 2023 году Банк Ирана включил российский рубль в список конвертируемых валют на биржевых торгах. Рубль стал валютой, равноправной риалу. Сейчас около 60% торговых операций Ирана и России осуществляются с использованием риала и рубля.
16 января стало известно о намерениях России и Ирана создать двустороннюю систему для обмена финансовой информацией, которая предполагается в качестве альтернативы международной системе SWIFT. Ещё до подписания договора о стратегическом партнёрстве между Россией и Ираном иранской стороной было отмечено, что объединение БРИКС, к которому присоединился Иран, обладает необходимой инфраструктурой для проведения платежей без SWIFT.
Остаётся напомнить, что ранее эксперты выдвигали идеи о разработке собственной валюты ШОС или единого расчётного инструмента. На данный момент эти инициативы не отвергнуты и находятся в фазе дискуссий.
